Достоевский. Дело о пропавшем наследнике - Александр Бертич

Тильда осталась сидеть за столиком. Она не притрагивалась к своему стакану. Она рассеянно наблюдала за тем, что происходило у сцены. Ей не был интересен длинноволосый тощий Есенин с тяжелой безладовой басухой, которую он зачем-то выкрасил в сияющий серебряный металлик. Ее не привлекал даже раскатистый голос певца, на низких нотах переходящий в гроулинг. Такие голоса она слышала во множестве… в других подземельях, далеко отсюда. И кричали те бедняги погромче. Ее не волновали и эти молокососы, что толпились внизу и вскидывали руки в экспрессивных приветствиях. Ей было неинтересно, что у них в головах. Когда надо, она могла думать за них.

Она следила за Алексом.

Так уж получалось, что этот парень всегда оказывался в центре. В центре внимания или в центре скандала, неважно. Вот и сейчас его заметили и узнали. Небольно толкали и дергали за куртку. Лезли обниматься и делать селфи.

Тильда не хотела вмешиваться. Петров с Ивановым стояли поблизости и присматривали за наследником, как их учили в школе полиции.

Вот Есенин проревел последние строки эпического хита («F[… ]ck it all, I don't regret») и остановился перевести дух. Вот тут-то на сцену и вскарабкался наследник Алексей – поближе к своему кумиру. Чьи-то руки его услужливо подсадили. Ну что за дурень, подумала про него Тильда. Она могла бы стукнуть его хорошенько по мозгам, но не стала. Ей было любопытно, чем это все закончится.

Алекс стоял на сцене, совершенно ошалевший.

Есенин привык к таким штукам. Частенько просто выпинывал фанатов обратно в зал. Но и он тоже узнал наследника престола. Не решив, что с ним делать, он встал сзади и развел руки в стороны: должен был получиться хороший кадр. На мускулистых предплечьях были видны татуировки – безголовый крест, черное солнце и прочая эзотерическая дрянь.

Наследник обернулся. Что-то сказал Есенину прямо в ухо, изуродованное пирсингом. Тильда подумала, что если и Алекс однажды проделает себе тоннели в ушах, она лично надает ему шлепков.

Потом она вспомнила, что ей не пристало быть заботливой мамочкой. Да что же это за наказание такое сегодня!

– Привет тебе, друг, – прогудел Есенин в микрофон. – Все узнали? Это наш принц Алекс. Наследник престола. Его папаша-император никогда не отпускал его сюда, к нам. Но он сбежал из своего долбаного дворца! Он выбрал свободу. Мы все выбираем свободу, пусть даже этот угробищный мир скоро рухнет, и все погибнут под обломками.

Алекс сказал ему что-то еще. Потянул микрофон к себе, и Есенин нехотя дал.

– Да, я ушел оттуда, – сказал он смешным срывающимся голосом. – Я не вернусь. Потому что свобода – это мой в-выборг… то есть выбор. К черту эту Империю. Пусть горит огнем. Тильда, слышишь? Я просто хочу, чтобы меня любили. Я… хочу… чтобы ты…

Он запнулся. Есенин потрепал его по шее и отобрал микрофон.

– Специально для твоей подруги, – сказал он. – Следующая песня называется… ну, попробуйте угадать… в общем, ладно, f[… ]ck it… это нихрена не про любовь. Это про долбаную магию, которой владеет женщина. Которую она включает специально для тебя, а потом ты узнаешь, кто она на самом деле, но уже поздно… короче, Black Magic Woman.

Толпа у сцены зашумела, хотя мало кто понял, о чем говорит Есенин. Он кивнул звукорежиссеру, и тот включил какой-то особо громкий стартовый нейросэмпл. Толпа схватилась за уши (с пирсингом и без).

Алекс искал глазами Тильду. Искал и нашел. Помахал ей рукой. Она не успела и глазом моргнуть, как он шагнул вперед и нырнул со сцены прямо в публику.

Стейдждайвинг получился не слишком удачным. Упоротые фаны Есенина расступились, и парень с грохотом обрушился на пол.

Музыка мгновенно смолкла. Тильда просто нажала кнопку в омнилинке.

Еще пять секунд ушло у нее на то, чтобы оказаться рядом. Тут же были и Петров с Ивановым. Они подхватили бедного принца за подмышки и приподняли. По лохматой голове текла кровь, и еще он сильно ушиб руку. Перелома не было. Зато было легкое сотрясение мозга. Все это женщина-демон видела лучше любого врача.

– Т-тильда, – кажется, он плакал от боли и от обиды. – Я случайно. Какой же я дурак… теперь ты меня отправишь к отцу?

Услышав это, Тильда нахмурилась. Это было бы интересным решением, думала она. Интересным и эффективным. Было бы интересно встретить императора в тот час, когда он меньше всего этого ждет. Беззащитного и безоружного.

Но у мальчишки текла кровь, и ему было больно.

– Не плачь, – сказала она. – Ты не письмо, чтобы тебя отправлять. И в почтовый ящик ты не влезешь с такой шишкой на лбу. Мы едем на базу.

Глава 11

Ночная гроза

На секретное совещание к императору вызвали графа Достоевского, но без детишек.

Присутствовал и глава Департамента полиции. Крылов, как всегда, примостился на подоконнике.

За окнами сгущалась мгла. Пахло грозой. Золотой шпиль собора светился среди низких туч.

– Я позвал вас не просто так, – сказал государь Петр Павлович. – Как вы знаете, на днях известные вам ребята ограбили хранилище золотого резерва. Для казны убыток некритичный, но сумма впечатляет.

– А сколько там, сколько? – поинтересовался Крылов. – Ежели в деньгах?

– Считай сам: грабителей было десятеро, каждый унес по двадцать фунтов золотых монет в седельной сумке, а сумок у каждого по две, а у кого и три. Вычти отсюда одного сбитого летчика, и получишь искомое.

– Ох, не силен я в арифметике, – огорчился Крылов. – А тут еще задачка со многими неизвестными.

Император кивнул. И перевел суровый взгляд на Порфирия Петровича.

– Достоверной информации не так уж много, – признал тот. – Мы знаем, что налетчиков было десять. Одного они потеряли. Бывший студент, из польского Поморья. Парень остался жив, но допросить его не представляется возможным.

– Загадочный польский язык, – заметил государь с иронией. – Вызвали бы пана Железновского из Третьего отделения, тот бы с ним поговорил по душам.

– Дело не в языке. Парень практически полностью потерял память… в результате внешнего воздействия. Коммуницирует немногим лучше овоща.

– Может, созреет когда-нибудь?

– Это зависит от уровня кодировки, – пояснил тут Достоевский. – Я много читал об этом. Сознание к нему вернется не раньше, чем когда кто-то снимет блок.

– Кто же его снимет?

– Вернее всего – тот, кто поставил.

– У вас есть подозреваемые?

Достоевский медлил с ответом. Но молчал и император. На их лица словно бы набежала тень – а может, это за окном еще больше сгустились тучи?

Вдруг прямо над дворцом полыхнула молния, и Крылов на подоконнике