Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона - Владимир Германович Корешков

Глава 30

За спасение главкома нас с Алексом наградили. Алексу был пожалован чин ефрейтора и железный крест второй степени. Мне же, как основной тягловой силе, было присвоено звание унтер-офицера, и перескочив несколько очередных наград, вручили рыцарский крест.

Награды вручал в торжественной обстановке, с помпой, в зале, набитом битком народом, сам генерал-фельдмаршал фон Ребендорф. Сейчас ничего в нем не напоминало пьяное, слюну пускающее чмо. Стоя на трибуне и рассказывая о нашем подвиге, он был само олицетворение воинской силы и непобедимости духа великого Рейха. Седой ежик волос аккуратно уложен, волосок к волоску, мундир наглажен – ни складочки, глаза горят праведным огнем. Из его рассказа выходило: для того чтобы спасти генерал-фельдмаршала, мы с Алексом укокошили целую роту сепаратистов. Правда, не преминул так, вскользь, как бы между прочим, упомянуть, что и он как бы не дурак, весь израненный, но отстреливаясь из парабеллума, уложил около взвода врагов. Дальше он, не скупясь на эпитеты, хвалил нас, говорил, какие мы с Алексом молодцы и герои, что мы и есть цвет, надежда и опора Рейха, что на нас должны равняться все солдаты и офицеры Рейха и неплохо бы нам памятник воздвигнуть нерукотворный, что даже сам канцлер в курсе и в полном восхищении от нашего подвига. Ну и так далее. Бла, бла, бла. Говорил он долго, но очень убедительно. На сидевших в зале его речь производила впечатление. Да и нам с Алексом уже начало казаться, что тот бред, который нес главком, ну очень близко к правде, да что себя обманывать – это и есть сама правда. Вскинув правую руку вверх, со словами «Победа или смерть. Хайль Канцлер» великий полководец и несравненный сказитель закончил свою зажигательную речь. Зал, вскочив с мест, в едином порыве громогласно ответил главкому: «Хайль Гитлер». К нам подбежала целая свора репортеров, тыча нам в морду микрофонами, что за манеры, разве так обращаются с героями, никакого уважения. Каждый репортер, задавая вопрос, пытался перекричать друг друга. Сверкали вспышки фотоаппаратов, ослепляя нас.

– Жалко, штурмгеверов с собой нет, – с тоской в голосе прошептал мне на ухо Алекс.

– И не говори, брат, – подержал я друга. – Штурмгеверов явно не хватает, и еще бы парочку гранат.

Через окружившую нас толпу репортеров и восхищенных зевак, активно поработав локтями, к нам пробился сам генерал-фельдмаршал собственной персоной, видимо, для того чтобы репортеры не забывали, что и он тоже совершил подвиг, и не было бы его, не было бы и нашего подвига. Он пожимал нам руки, покровительственно хлопал то одного, то другого по плечу и широко улыбался, демонстрируя всему Рейху, какой у него прекрасный дантист. На вопросы, задаваемые журналистами, он старался отвечать первым, видимо, не доверяя нам с Алексом, а вдруг эта солдатня что-нибудь сболтнет не то.

На обложке журнала DAS REIH мы так и были запечатлены втроем: в центре хорошо упитанная, скалящаяся физиономия генерал-фельдмаршала, а по бокам наши замученно-уставшие с Алексом физиономии. Внизу стояла надпись: «Настоящие Герои». Дальше на развороте шла статья, повествующая о нашем незабвенном подвиге, и интервью с нами. Честное слово, мы такого не говорили. Оказывается, когда мы втроем отстреливались от полчищ кровожадных сепаратистов, прикрывая своими телами дорогое для каждого жителя Рейха тело генерал-фельдмаршала, он соответственно в ответ прикрывал нас своим могучим телом, а как же. Он очень заботится о простых солдатах. Все наши мысли были только о беззаветном служении канцлеру и о скорой победе Рейха. Помнится, Алекс, читая статью, высказался по данному поводу, хмуря брови:

– Теперь у всех читающих эту муру создастся стойкое мнение, что мы с тобой конченые идиоты.

– Там еще и генерал-фельдмаршал упоминается, – напомнил я. – И по-моему, его персона упоминается намного чаще, чем наши с тобой персоны.

– Вот-вот, о нем-то все давным-давно знают, что он дебилоид редкостный. И тут мы с тобой такие в компании с этим имбецилом, как-то перед родными и друзьями неудобно. Яр, ну на хрена ты тащил на себе этого недоноска? Сейчас позора не оберешься.

– Что ты опять заладил? Что тебе не нравится? Что тебя не устраивает? Продвижение по службе? Награда? Бешеная известность и популярность – это когда все девочки Рейха, от восемнадцати до восьмидесяти, мечтают отдаться такому герою, как ты, или дополнительное жалование?

Мои вопросы поставили Алекса в тупик. Он глубокомысленно задумался, почесав затылок.

– Нет, ну так вроде все в порядке. Но все равно как-то неудобно перед пацанами.

– Неудобно ходить в туалет по-крупному, не снимая штанов, как обычно это делает рядовой Моранек. Хотя опять же это на любителя. А получать звания и награды в армии – это очень даже удобно. И потом, ну сгинул бы там этот придурок. Думаешь, на его место прислали кого-нибудь лучше и умней? Ой ли, брат. А так мы с тобой в фаворе. Наслаждайся моментом. Кстати, помнишь того голливудского режиссера, который нам все визитки свои совал?

– Это который обещал о нас фильм поставить? Как же, забудешь.

– Он мне сегодня звонил, сказал, что его предложение в силе и он быстрее хочет с нами контракт заключить, чтобы выкупить права на экранизацию нашего подвига. Это огромная куча рейхсмарок. Так что, друг мой Алекс, получай от жизни все самое лучшее. Почет, слава, деньги, девочки, дом, хорошая машина. Что еще нужно человеку, чтобы встретить старость, – хлопнул я по плечу друга.

– Все, сдаюсь, убедил, – поднял руки вверх Алекс.

– То-то, – наставительно сказал я. – Всегда слушай старших, малыш. Мотай на ус – и ты станешь кладезем вселенской мудрости.

– Знаешь что, мудрец хренов, иди-ка ты знаешь куда? – сказал Алекс, которому надоел мой менторский тон.

– Куда? – живенько поинтересовался я.

– В жопу.

– Фууу, сударь, как некультурно, где вас воспитывали? Вот так. Все-таки люди – народ неблагодарный, передаешь ему самое дорогое – жизненный опыт и знание, а он тебя вместо простого человеческого спасибо посылает. Что за нравы. Ужас. Кстати, сударь, тут меня Уинсли к стенке прижал, говорит, что мы с тобой повышение и награды получили и если мы нормальные пацаны, то просто обязаны проставиться.

– Я не против. Завтра смена, значит, послезавтра идем в увольнение. Кутить будем.

Глава 31

Такси доставило нас в самый центр Нью-Олерона. В чистой, идеально выглаженной парадной форме, в начищенных до зеркального блеска ботинках, в которых отражалось олеронское небо, благоухающие туалетной водой, мы растворились в