Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона - Владимир Германович Корешков

– Ну точно одичал. Такая краля. Не в его вкусе, понимаешь. Все свою Линду забыть не можешь.

– Не твое собачье дело, – зло ответил я.

И, так посмотрел на Джона, что он сразу заткнулся.

– Ну, молчу, молчу. Ладно, пацаны, – сказал Джон, поднимая бокал. – За вас.

Мы чокнулись, сделали по глотку. Прохладное шампанское застопорилось посреди горла, не желая падать в желудок, и было кислым на вкус. Алекс поставил бокал на стол.

– Чего народ от этого пойла тащится? Разлей-ка, Джон, лучше коньячку.

Уинсли не заставил себя ждать.

– Ну что, за звездную пехоту.

Коньяк был шикарным и сразу разжег аппетит. Все блюда были очень вкусными. Мы ели молча, с наслаждением, не торопясь. Джон время от времени пополнял наши рюмки крепким душистым коньяком. Мягко погас свет, раздвинулся занавес. Разноцветные прожектора подсветили сцену. Грянула музыка. На сцену выбежал кордебалет, заставив нас оторваться от еды. Полуголые длинноногие девушки, одна к одной, как на подбор, возбуждая наши чресла, лихо станцевали канкан, одновременно, в такт задирая свои стройные ножки выше головы, показывая всему залу то место, из которого начинают расти их прелестные конечности. Уинсли, Алекс, ну и я, конечно, чего уж там скрывать, заволновались, раскраснелись, сердцебиение участилось. Ведь мы были молоды, а живых обнаженных женщин так близко не видели очень давно. Когда девушки закончили танцевать, Джон подозвал официантку и хриплым голосом заказал:

– Эстер, детка, принеси нам еще бутылку «Мартеля». Ну, что скажете, пацаны? – спросил нас Джон.

– Очень напоминает пыточную камеру, – сказал я.

– Да… уж, – поддакнул мне Алекс, – глазами смотри – руками не трогай.

– Хороши девчонки. Это тебе не портовые олеронские шлюхи, – торопливо вскрывая горло бутылке коньяка трясущимися руками, прошипел Уинсли.

Девушки продолжали неутомимо танцевать, доводя нас до состояния высшего возбуждения. Время от времени менялись декорации и костюмы девушек, которые костюмами-то можно было назвать с сильной натяжкой. Кордебалет закончил свои дьявольские пляски. На сцене появился шест. Вышла голая брюнетка, сложена она была как богиня, спустившееся с Олимпа, что она делала на шесте, или правильнее было сказать, с шестом, словами описать невозможно. В зале установилась гробовая тишина. Эта девушка была настолько чувственна, обладала такой мощной магической, животной, сексуальной энергией, что каждый мужчина, неотрывно наблюдавший за ее действом, и даже дамы, находящиеся в зале, боялись пошевелиться, моргнуть, упустить хоть одно мгновение из ее отчаянно волнительной борьбы с шестом. Музыка замолкла, девушка отпустила измученный, но устоявший, не поддавшийся ее нечеловеческой сексуальности шест, поклонилась и растворилась за кулисами. Еще некоторое время стояла мертвая тишина, зал никак не мог прийти в себя. Потом грохнули бешеные овации, со всех сторон послышались крики: «Браво, бис».

– Хотел бы я быть этим шестом, – проорал мне на ухо Алекс.

– Пацаны, мне срочно надо в туалет, я, кажется, кончил, – Уинсли пулей выскочил из-за стола и вприпрыжку рванул в комнату для мальчиков. Зажегся неяркий, приглушенный свет, заиграла медленная музыка, пытаясь хоть как-то успокоить разгоряченный зал.

– Все, бессонная ночь обеспечена, – посетовал я.

– В Нью-Олероне полно борделей, давай сейчас туда прошвырнемся, – предложил Алекс.

– Не люблю б….ей, ты же знаешь. И потом после такой бабы к олеронским потасканным шлюхам совсем не хочется. Разливай коньяк, дружище.

Глава 32

Махнув рюмку, ставя ее на стол, мой взгляд упал на узкую щиколотку, стройную ножку, одетую в черную туфлю-лодочку на высоком каблуке, округлую оголенную коленку. Пядь за пядью мой взгляд поднимался. Выше шла узкая черная юбка, плотно обтягивающая крепкое бедро. Достаточно крупная грудь, спрятанная под черным мундиром, густющие каштановые волосы, прическа пажа, высокие скулы, длинные черные ресницы, чувственные ярко-алые губы, очень красивые руки с длинными узкими пальцами, на ногтях безупречный маникюр. Это была одна из эсэсовок в звании оберштурмфюрера, которые сидели за соседним столом. Какая интересная девушка, как же я ее пропустил, как сразу не обратил на нее внимание. Девушка сидела ко мне боком, пила красное вино, о чем-то трепалась с подругами, одной рукой накручивала на палец свои волосы. Почувствовав на себе пристальный взгляд, обернулась, смело и вызывающе посмотрела на меня в упор, не отводя взгляд, глаза в глаза, совсем не смущаясь. Ее карие глаза пристально, изучающе рассматривали меня, как будто спрашивая: «Ты кто такой, чего ты стоишь?» Наша бессловесная дуэль затягивала паузу до неприличия, но ни она, ни тем более я не собирались отводить свой взгляд, это как в детской игре – уберешь взгляд и проиграешь. Нет, не на того напала, фройляйн оберштурмфюрер, я не привык уступать. Я явственно почувствовал, что надо действовать, как будто кто-то невидимый шлепнул меня по затылку: так и будешь сиднем сидеть, давай, вперед. Я встал, не отрывая глаз от прекрасной незнакомки, поправил мундир и пошел на ее встречный взгляд, как на путеводную звезду, Алекс пытался меня удержать:

– Яр, ты куда? Мало того, что эти бабы офицеры, так они еще и эсэсовки.

Мне было плевать на все условности и субординацию, я обязан познакомиться с ней во что бы то ни стало. Подойдя к ее столику, поклонился:

– Фройляйн, разрешите вас пригласить на танец?

Ее подруга попыталась что-то сказать, но натолкнулась на останавливающий ее начальственный жест ладони девушки-оберштурмфюрера и замолчала.

– Конечно, воин, пойдем потанцуем, – голос у нее был низкий, с легкой хрипотцой. Роста она была невысокого, на каблуках как раз мне по плечо. Взяв ее нежную прохладную ладошку в свою руку, вторую положил на талию, прижал ее гибкую фигурку к себе, терпкий аромат ее духов окутал меня, заставляя и так бешено колотящееся сердце биться еще сильнее.

– О, рыцарский крест, лихо, – она потрогала орден пальчиком. – Так это ты, герой, спас Ребендорфа, – она слегка откинула голову назад, взмахнув пачкой своих волос так, чтобы смотреть мне в глаза.

– Если герой, то это я. Зовут героя Яр Ковалефф. А как, позвольте узнать, зовут прекрасную фройляйн?

– Кейша Суареш, – без всякого жеманства ответила она.

– Красивое имя, но у такой красавицы, как вы, обладающей такой внеземной красотой, и не могло быть другого имени.

Она слегка улыбнулась, но я заметил – комплимент ей был приятен. Очень хорошо помня посыл мамы, что женщины любят ушами, я решил развивать успех. Я обязательно хотел ее добиться. Поскольку хороший коньяк развязал мне язык, то комплименты сыпались из меня как из рога изобилия, мои речи лились жидким медом. Я говорил, что мать-природа в ее лице создала шедевр, что таких, как она,