Vita Damnata - Л. Гаатвин

Иванов лежал на спине, наполовину укрытый легким одеялом. Его поза сна напоминала о девушке на пустыре. Так же раскинуты руки, так же повернута голова, так же нагую плоть прикрывает по пояс ткань. Я наклонилась над майором и почувствовала запах ментола от его губ.

“Чего ты ждешь?”

Я протянула трясущиеся руки к его шее, на которой пульсировала синяя полоска артерии. Его размеренное дыхание, его вздымающаяся покрытая небольшим островком черных завитков грудь. Его плечо, с неаккуратным рваным круглым шрамом. Его лицо. Как же он был похож на моего Ивана. На моего охотника. Те же длинные черные ресницы, те же высокие скулы, прямые темные брови.

Я отвернулась, не в силах совладать с дрожью в теле.

Нет, он не мой охотник! Он лишь похож.

“Сделай это!”

Я обхватила себя руками, сжала кожу на своих ребрах до боли. Как я могу убить Ивана?

“Это не твой охотник!”

Я мотнула головой, обернулась на майора. Его веки дрожали. Ему снились сны. Он стал что-то бормотать, еле слышно, не разборчиво. Я напрягла слух. Иванов о чем-то просил в своих сновидениях.

“Не уходи”, “Я виноват”, “Я найду… я найду того, кто это сделал”.

Его шепот превратился в стон. Полицейский закрутил головой, задергался телом, будто куда-то бежал. Его сон превратился в кошмар.

Я положила руку ему на лоб, мокрый, горячий. Майор дернулся и успокоился. Его дыхание снова стало размеренным, глубоким.

“Прикончи его наконец!”

Я провела пальцами по его темным кудрям, мягким, пружинистым. Наклонилась над ним и поцеловала в полураскрытые губы. Они были такими же мягкими, как у моего охотника.

Сердце внутри защемило, свело резкой болью. Я и не думала, что когда-нибудь снова испытаю это чувство. Печаль. Я жалела себя за потерянную любовь, я ненавидела “зверя”, что метался внутри моих мыслей, словно по клетке, и требовал крови полицейского. Я потеряла себя, и словно в искажении глади воды увидела себя настоящую. Ту, которая могла любить, ту, что могла переживать и сострадать. "Зверь" почти уничтожил ее.

“Убей! Убей! Убей!”

Я закусила губы так сильно, что почувствовала металлический вкус языком. Иванов представлял для меня опасность. Я должна была разобраться с ним так же, как с остальными, кто слишком близко подбирался ко мне. Я уняла дрожь в пальцах, обхватила шею полицейского и надавила на артерии.

Иванов задергал руками, пытаясь сбросить мои пальцы с его горла. Я сдавила сильнее. Соленые слезы текли по моим щекам. Иванов зашевелился, забрыкался.

Он открыл глаза. Он смотрел прямо на меня.

Я отпрянула, он схватил меня за руку.

Я вырвалась и соскочила с кровати.

Полицейский одним движением поднялся, легкое одеяло осталось лежать смятым на мокрой простыне.

Иванов стоял молча. Полностью голый. Его это не смущало. Он поднял руки, мол я не сделаю тебе ничего плохого. Я попятилась на кухню. Резким выпадом он сократил между нами расстояние, схватил меня за запястье. Я извернулась и высвободилась из цепкой ладони.

Быстро выскочила в коридор, забралась прыжком на подоконник. Я слышала позади себя шлепающие звуки босых ступней полицейского. Я оглянулась, он на на бегу тянул ко мне руки. Я выпрыгнула из раскрытого окна и побежала прочь. На весь двор я услышала его громкий голос: “АННА!”

Я бежала, прочь от дома полицейского, прочь от его зова, прочь от своих воспоминаний об охотнике. Только от “зверя” внутри я убежать не могла.

Рассвет был близко. Я села в тачку Романа, завела двигатель и стартанула. Запах горелых шин, трясущаяся нога на сцеплении. Я знала, что домой мне нельзя. Я крутанула руль и поехала к Петеру, в его неуютное жилище одиночки.

Глава 13

Петер посмотрел в глазок и открыл мне дверь своего одинокого жилища на мансарде столетнего, но отреставрированного по последним строительным технологиям дома, что когда-то принадлежал богеме — общине художников и скульпторов.

Блондин осмотрел меня с ног до головы и отступил от входа, приглашая войти.

— Ты немного опоздала к ужину. — хихикнул германец и кивнул в сторону большого алого дивана посреди стометрового помещения с высоченными стенами и с огромными прямоугольными окнами от пола до стеклянного потолка.

Петер держал своего “зверя” на короткой привязи. Он кормил его по расписанию и стращал солнечным светом (германец называл это “отрицательным подкреплением”, термин из кинологии, обозначающий наказание), когда чувствовал, что темная сила внутри замещает его сознание, пытается взять верх над самим германцем. Он дрессировал “зверя" так же, как раньше дрессировал служебных собак — больших, умных немецких овчарок, с черной и коричневой шерстью.

Петер часто говорил, что любое живое существо поддается дрессуре, главное дисциплина: регулярность и повторение.

Я зашла в помещение и чуть вздрогнула. На красном, бархатном, полукруглом диване неподвижно сидел мужчина. Я глянула на Петера вопросительно, он махнул рукой, мол не обращай внимания, сам сел на диван рядом с гостем. Мужчина даже не пошевелился, лишь немного подпрыгнул на подушках, когда германец плюхнулся на сидушку. Я обошла диван и наконец-то в свете единственного зажженного торшера увидела, что сидящий на диване мужчина был при смерти. Его дыхание было еле слышным, прерывистым, поверхностным, глаза полуприкрыты, губы и пальцы на руках посинели. Я приложила ладонь к шее незнакомца — пульс почти не прощупывался. Я оттянула ворот черной футболки неизвестного гостя Петера и все поняла — германец полакомился мужчиной, оставив рваную рану на плече несчастного.

— Кто он? — спросила я у блондина.

Петер пожал плечами, раскинул руки на спинке дивана и закинул длинную ногу на колено.

— Вадик.

— Вадик? — я ожидала, что Петер расскажет мне о том, как в его доме появился этот человек, но Петер медлил.

Наконец, когда я стала нервно отстукивать носком сапог по мягкому ковру, что отделял зону дивана от столовой и кухни, германец соизволил просветить меня.

— Ну, да, просто Вадик. Сидел пьяный в баре и приставал к каждому с просьбой с ним выпить. У него был какой-то праздник, то ли уволился с нелюбимой работы, то ли наоборот, нашел себе славное местечко. Кто ж его слушать — то будет? Я? Хех. Ну я и подсел. Он пил, чокался, снова пил, курил как паровоз, нажрался еще этого … как его… холодца. Разило от него за километр чесноком с водкой. Когда начал буянить и засматриваться на официанточку, я ему предложил поехать ко мне. Он и согласился. Приехали мы значит сюда, он как мой дом увидел, так аж глаза загорелись. Говорит: “Слу-у-шай, а давай девочек вызовем”.