Vita Damnata - Л. Гаатвин

— Быть может, я просто, в глубине души, устала бегать? Каждые тридцать лет полностью менять личность, осваиваться на новых местах, в новых городах, учить новые языки и обычаи.

— Понимаю тебя. Хотя с языками у тебя никогда не было проблем, а мне вот каждый встречный поперечный говорит о том, что у меня есть германский акцент.

Я улыбнулась Петеру и его переживаниям.

— Роману-то сообщила? — ухмыльнулся германец.

— Нет.

— Почему?

Я тяжело вздохнула и сложила руки на груди.

Петер отставил кружку, подошел ко мне и сел рядом на корточки. Доверительно заглянул в глаза и обхватил своими ручищами мои лодыжки.

— Ты все еще его боишься?

Я встрепенулась и пнула блондина ногой. Он не удержался на носках и рухнул на пушистый шерстяной ковер.

— Было бы кого боятся! — отрезала я. — Я просто не хочу видеть его суету, его этот укоризненный взгляд, слышать его причитания о том, что надо быть аккуратной, о том, что времена изменились и надо сначала думать, прежде чем действовать.

Я вскочила с дивана, тело Вадика завалилось на бок. Я поправила свои белоснежные локоны и уперла кулаки в бедра.

— Да, ладно тебе, не кипятись. Я — то понимаю, о чем ты говоришь. — Петер распластался на ковре, поднявшись на локтях. — Я слышу это каждую ночь, представляешь? Он звонит мне на закате, и долго и нудно бубнит в трубку об осторожности. Мне, бессмертному, с доступом к огромной печи крематория.

Я рассмеялась и легла рядом с Петером на шерстяной теплый ковер.

— Слушай, а в твоем этом “инете”, можно найти любую информацию да?

— Угум-с.

Я начертила пальцем знак песочных часов, подняв синий ворс ковра.

— А вот этот символ можно найти? Вроде как, это тайный знак секты “Послушников времени”.

— У-у-у, сектанты. Это тема Романа. — заулыбался германец.

— Он никогда не видел этого символа. Я спрашивала.

Петер достал из заднего кармана потертых джинс мобильный телефон и открыл браузер.

— Как ты говоришь? “Послушники времени”? — Петер быстро набрал на виртуальной клавиатуре название секты и стал водить длинными пальцами по экрану. — Как интересно. — протянул блондин.

— Что? Что такое? — я заглянула в экран, соприкоснувшись щекой с виском германца.

— Ну они конечно те еще дурачки, смотри, у них есть своя страничка в интернете — сайт. Если коротко, то они веруют в то, что каждому отмеряно ровно столько времени, сколько этого заслужил человек. Чтобы продлить свой жизненный путь, заработать время, человеку надо много работать, тратить деньги на благотворительность, читай отдавать десятину секте, и подносить дары самому времени.

— Что за дары?

— Тут не написано. Но судя по тому, что они скупают старые заброшенные фермы, вот видишь, раздел проекты, то они выращивают цветы, как символ быстротечности времени. Наверное цветы и есть дары. — пожал плечами германец.

Я легла на ковер и смотрела на роллеты, что скрывали стекло потолка.

— А про жертвоприношения ничего нет?

— Че-е-го?! — протянул Петер и нахмурился.

— Иванов сказал, что они убивают животных в своих ритуалах.

— Кто ж тебе о таком напишет? Но тут сказано, что чем дольше хочешь жить, тем крупнее должны быть твои дары. Ха, лишь бы денег побольше выкачать из последователей.

— А может дело не в деньгах, а именно в “крупности” жертвы.

— Думаешь, что начинают с цветочков, а заканчивают убийством?

— Этот знак, песочные красные часы, был у отравителей, что хотели меня, в бессознательном состоянии, передать послушникам. На пустыре найдена мертвая блондинка, очень похожая на меня. Криминалист сказал, что она не сопротивлялась, когда её убивали. А на доме недалеко от пустыря с телом, я увидела рисунок этих часов.

— То есть погоди. Ты должна была стать жертвой, даром послушников самому времени?

— Думаю да.

— Но зачем?

— Ты только что прочитал, чтобы увеличить свое время, свою жизнь. И знаешь, что самое поганое?

— М?

— У трупа на пустыре была выкачана вся кровь. Ничего не напоминает? — я вытянула руку в сторону бездыханного Вадика.

— Теория конечно интересная. Но знак послушников — это перевернутая восьмерка, знак бесконечности. Вот смотри. — Петер повернул ко мне экран телефона. На эмблеме “Послушников времени” красовалась синяя лемниската в соцветии бордового амаранта.

— Но мерзкий режиссер сказал, что это их знак… — протянула я.

— И он же сам сказал, что с ним связались через даркнет. То есть он не мог быть полностью уверен в том, что послушники и его заказчики — это одни и те же люди.

Я молча выхватила из рук Петера телефон и посмотрела на синий знак бесконечности. Потом перевернула экран — вот они песочные часы.

— Ты чувствуешь? — прервал тишину Петер.

— Чувствую что?

— Напряжение между нами. — рассмеялся Петер и тут же, не давая мне ответить продолжил. — Рассвет. Пора прятаться. — германец поднялся с ковра, протянул мне руку, помог мне встать. — Пойдем.

— А как же Вадик?

— Ничего с ним за день не случиться.

Петер повел меня к ванной комнате, открыл небольшой проем, спрятанный за душевой. С виду, можно было подумать, что это облицованная плиткой несущая колонна. Но то было тайное место для анабиоза, полностью изолированное от солнечных лучей. Петер вошел первым и втянулся, я последовала за ним, прижалась лицом к груди германца. Он закрыл потайной люк и медленно дышал мне в темечко.

— Если я буду брыкаться не обессудь. Вечно сниться одно и то же. — тихо сказал Петер.

— Что именно?

— Ах… — выдохнул блондин. — Поле боя, грязь и слепящий снег, размотанные кишки, торчащие из моего живота. Красноармеец, бегущий в атаку с автоматом наизготове. Его взгляд, холодный. Он смотрит на мои предсмертные муки и идет дальше, гнать со своей земли фашистов. Роман в полевой врачебной форме бежит следом за ним. Я кричу на своем родном языке — “помоги, помоги”. Роман склоняется надо мной и говорит: “Посмотрим получится ли сейчас”. А потом, теплое запястье у губ, металлический вкус на языке. И я просыпаюсь. Один и тот же сон. И главное, эти муки, предсмертная агония. Я чувствую ее, я проживаю ее каждый день.

Я покрепче прижалась к Петеру и закрыла глаза:

— Не переживай, это всего лишь вспоминания давно ушедших дней.

Глава 14

Извозчик осторожно постучал в дверь плотно зашторенной кареты. Красный бархат отозвался вибрацией, шевельнулся. Я отодвинула ткань от окна и взглянула на закутанного в дубленую кожу мужчину с обветренным красным лицом и карими глазами. Он заговорил по — французски, но осекся через слово и тут