Vita Damnata - Л. Гаатвин

Мадам склонилась над моим ухом и по секрету сказала мне, что русский шел на поправку все эти недели, но узнав из газет о казни некой Анны, стал отказываться от еды и снова слег, обессилив, настолько, что сам уже не мог позаботиться о себе.

— Он что в любой момент может умереть? Что же это за болезнь такая?! — я удивленно вскинула брови.

Мадам отвела взгляд и прошептала:

— Я конечно не доктор, но я думаю, что его болезнь не заразна. Он страдает душой, а не телом.

— Как каждый из нас. — ответила я и зашагала по лестнице вниз.

Луковый суп и куриные потроха. Поздний ужин для поздних гостей. В свете свечей и открытого огня камина, мое лицо не вызывало у Клеманс никаких эмоций. Она порхала вокруг меня, подливая в мой бокал горячее вино со специями.

Мадам не унималась, рассказывая мне о всех достопримечательностях маленькой деревушки на вершине мира. Я узнала о летних охотничьих сборищах, об осенних отпускниках из больших городов, о зимних рождественских забавах, о весенних походах для дам за первыми цветами.

Жером иногда молча подходил к камину и подбрасывал толстые сухие поленья в огонь, мешал длинной кочергой угли и косился на меня, но ничего не говорил и никак не вмешивался в наш с хозяйкой светский разговор. Я знала, что я была не так привлекательна, как раньше, но умелый макияж и блестящая заколка с жемчугом в золотистых волосах, усыпили бдительность толстого пастуха.

Я поблагодарила мадам за ужин и поздние хлопоты и оставила монету на столе. Поднялась наверх, закрыла за собой дверь своей комнаты на ключ. Я не стала зажигать свечи, села на кровать, слушая как внизу, подо мной, хозяйка гостевого дома бурно обсуждала со своим мясистым мужчиной меня и мой вычурный городской раскрас. Спустя час, шум на кухне и в гостиной стих, скрипнула дверь хозяйской комнаты, а еще через некоторое время стих и шепот.

Я сняла со своих ног короткие сапожки и вышла в коридор босиком, на цыпочках подошла к двери комнаты Ивана. Я слышала его грудной кашель. Болезнь вернулась с новой силой. Я нажала на дверное полотно, дверь поддалась и открылась. Во мраке ночи, я медленно подошла к кровати Ивана. Его лицо, серое от болезни, худое, со впалыми щеками, синеватыми губами, казалось в свете Луны посмертной маской. Он лежал не двигаясь на спине, с вытянутыми вдоль тела руками. На тумбочке рядом с кроватью стояли склянки с опиумом, распятие и потрёпанный молитвенник Он отвернулся головой к окну и не видел моего приближения. Иван смотрел своими бездонными голубыми глазами на круглый диск в небе, тяжело, отрывисто дышал.

— Господи, прими мою душу… — шептал он, глядя на темно-синее ночное небо.

Половица под моими ногами скрипнула. Иван даже не обернулся, подумав, что это мадам принесла ему очередные микстуры. Я подошла еще ближе, охотник закрыл глаза и из последних сил заговорил на ломаном французском:

— Поставить тут. Уходить. Один. Оставить один.

— Ваня… — прошептала я.

Иван медленно повернул голову, черные кудрявые волосы подпрыгнули, его веки расширились от удивления, а синие губы широко разомкнулись.

— Анна! — просипел охотник.

Он попытался подняться, но изошелся в кашле. Я ринулась к кровати, подхватила его за плечи, помогла ему сесть. Иван приложил голову к моей груди и тихо застонал. Я чувствовала всем телом, как тяжело ему дается каждый вздох, как внутри его груди клокочет болезнь. Я обхватила его голову руками, почувствовала животом теплоту слез, капавших из глаз Ивана на шерстяную ткань моего платья. Когда чувства от встречи отступили, Иван вытер лицо носовым платком и медленно, с трудом проговаривая каждое слово заговорил:

— Боже, Анна, я думал ты … Я думал ты — мертва. — прохрипел мой охотник и поднял на меня полные слез глаза. — Я приехал сюда, стал проходить лечение от чахотки. Я быстро пошел на поправку и тут же направил тебе письмо. Но ты не ответила. — Иван быстро заговорил, будто спешил, пока не поздно, оправдаться за все те дни, что он не был со мной, — Я написал еще одно послание, но и оно осталось без ответа. Я заволновался, попросил ямщика проверить наш дом в городе. Он вернулся с плохими новостями. Ты была арестована. Ямщик дал мне газету с объявлением о твоей поимке. Я собрал вещи и стал дожидаться извозчика. — Иван глубоко вдохнул, свистящий звук разразил его грудь. — Раз в неделю сюда приезжает экипаж для постояльцев. Мне было всё равно, что я могу умереть в дороге, но я бы себя не простил, если бы не попытался тебя увидеть. С экипажем приехал дознаватель… как же его звали… Роман… Он ничего от меня не узнал, ни кто ты, ни откуда мы. Лишь то, что мы с тобой договорились всем рассказывать. — Охотник схватил меня за рукав, крепко сжав мое плечо. — Он подмешал мне в напиток опиум. Я заснул, а Роман уехал обратно город. Очнувшись, я понял, что всё это время Роман узнавал обо мне и что нас с тобой связывает. Я будто знал, что его судебное дознание не увенчалось успехом, я будто чувствовал, что ты, в тюрьме, греешь своё сердце мыслями обо мне и поэтому, этому ужасному человеку нужно было найти то хрупкое чувство в тебе, что он бы смог сломать лишь словами. Я не находил себе место, я знал, что мне надо тебя увидеть. Нет… — закашлялся Иван. — Тебе надо было меня увидеть. Я решил не ждать еще неделю до приезда извозчика, а пошел вниз в ближайшую деревню, узнать может ли кто — нибудь взять меня с собой в город. Но моё состояние, на фоне переживаний, ухудшилось. Не пройдя и полпути, я рухнул в приступе кашля. Жером, муж хозяйки дома, принес меня сюда и я два дня был без сознания. Когда я вновь пришел в себя, я был не в силах пошевелиться. Мадам Клеманс поила меня настойками с опиумом через силу. Когда сознание ко мне возвращалось, я рвался из дома, но не мог даже встать с кровати. Наверное в опиумном бреду я повторял твоё имя. Так мадам узнала, о тебе и о том, почему я, смертельно больной, рвусь покинуть этот дом. Клеманс стала заказывать германские газеты. Она читала вслух статьи о том, как продвигается твое дело. А