Vita Damnata - Л. Гаатвин

перебила я блондина, — Первое: Иванов не считает меня хоть в чем-то виновной. Второе: на меня, МЕНЯ, напали по заданию “Послушников”. Иванов расследует убийство девушек и пытается выйти на эту секту. Режиссер из подвала сказал, что “Послушники” меня не оставят так просто.

— И? — блондин закивал головой, ожидая от меня продолжения логических построений.

— Может мне помочь Иванову раскрыть эти преступления? — я поморщилась от слишком большого глотка горячего кофе.

Петер опешил, заёрзал на стуле, облокотился локтями на стол и сцепил длинные пальцы.

— Как? Чем ты можешь ему помочь? По-моему, последние несколько ночей, ты только и делала, что вставляла палки в колеса его расследованию — убивала причастных к исчезновению девушек, уничтожила машину.

— Я заметала свои следы. — я прервала нудные рассуждения Петера.

— Ага. — германец схватил свою порцию кофе со стола и подул на горячий пар, что поднимался из кружки. — Может тебе проще самой выйти на эту секту, раз считаешь, что они будут за тобой охотиться.

Я пожала плечами. Все это было слишком эфемерно, неправдоподобно, ведь только режиссер из подвала нагонял страху, сама я не чувствовала нависшей над собой опасности. Реальной же угрозой мне и моей размеренной жизни в городе был жаждущий найти меня Иванов.

— Что зависла? — Петер помахал огромной ладонью перед моими остекленевшими глазами.

— Может Роман прав. — тихо произнесла я. — Может просто соберём вещи да и махнем на восток.

Петер заложил пальцы на голову и чуть потянулся на стуле назад.

— Ты знаешь, мне, лично, не очень нравится эта идея. Мы долго выбирали наиболее подходящее место для жизни, я как-то привык уже. — германец оглядел свои огромные апартаменты. — Ost und west, daheim das best, то есть “восток ли, запад ли, а дома лучше”. У меня есть моя домна, смешные вадики как по расписанию. В этом городе всем на все наплевать, никто не будет на тебя смотреть из-за твоих габаритов и цвета кожи, а легкий акцент в твоей речи, словно свет для мотыльков, чарующ. Только “тсс”, я никогда не говорил этого Роману, никогда не делился с ним своими чувствами. Его идея про восток, его доводы, о том, что в некоторых странах до сих пор живут при свете лучины меня не радуют. Не для того я бессмертный, чтобы жить в прошлом. Люблю я прогресс, и знаешь, мне чертовски интересно, что будет дальше.

Гулкая вибрация из кармана брюк Вадика прервала монолог германца. Петер чертыхнулся.

— Совсем забыл, надо было выключить телефон у трупа. — завертелся на стуле германец.

Петер подошел к телу на диване, пощупал карманы мертвеца и выудил мигающий экраном смартфон.

— Написано “тупой кредитор”. — хмыкнул Петер, глядя на экран. — Вадика за весь день хватился только ростовщик.

— Некоторые люди живут так, что единственные кто, о них вспомнит после смерти, будут лишь те, которым они должны.

— Ага, за что борются, того добиваются.

Я закатила глаза. Кладезь немецких поговорок отключил телефон покойника и разломал гаджет пополам.

— Допила свой кофе? Собери мою посуду, и помоги мне спрятать тело в мешок. Строительный. Найдешь под раковиной.

Упаковав Вадика, мы спустились на парковку, закинули тело в багажник машины Петера. Германец не без труда забрался на водительское сидение своего маленького седана и посмотрел на меня снизу вверх. Его лоб прочертили две прямые линии, а глаза казались еще больше.

— План таков: заскакиваем в автобусный парк, хватаем твоих бармена и режиссера, а оттуда в крематорий.

Я стояла рядом с открытой водительской дверцей и теребила в руках ключи от машины Романа. Петер доверительно спросил:

— Ты со мной?

Я закусила губу:

— Без меня никак?

— Ну, в принципе, как. — Петер схватился за руль и оглянулся на заднее сидение. — Да и места побольше будет. Все — таки везти три трупа в моей малютке проблематично.

— Тогда здесь мы с тобой прощаемся. — Я обхватила край водительской двери, ключи от Романовской таратайки звякнули на пальце.

— Без проблем. — Петер похлопал себя по груди и достал из нагрудного кармана футболки — поло свой мобильный телефон последней модели, — Вот черт, Роман звонит.

Я округлила глаза и быстро прошептала:

— Ты меня не видел.

Петер кивнул и поднес трубку к уху. Роман и германец разговаривали на русском иногда переходя на родной для них немецкий язык. Роман первым делом спросил обо мне, после поинтересовался планами Петера на ночь. Когда блондин и хирург попрощались Петер хмыкнул и обратился ко мне:

— Анна, решай свои дела быстрее, наш герр Роман копытом бьет, говорит, что забронировал следующий рейс на послезавтра. Пожалуйста, прошу тебя, не дай этому параноику увезти нас отсюда. Хочешь я разберусь с твоим майором, если тебе это тяжело сделать.

Я быстро замотала головой.

— Нет, нет. Я сама!

— Ладно, тогда я поехал. — Петер хлопнул дверцей машины и быстро скрылся с уличной парковки.

Я решила поехать обратно в квартиру Иванова. Дожидаться полицейского дома. Прятаться в тенях и довериться “зверю”, не сдерживать его.

Уже знакомая квартира. Я пробралась в нее без проблем, вскрыв старый замок входной двери. Иванова не было дома, скорее всего он рыскал по городу в поисках убийц девушек блондинок и меня.

“Так глупо проколоться!” — “Зверь” опять заговорил моими мыслями.

Я прошлась по крохотной квартирке, не включая свет. Рабочий стол, заваленный бумагами спрятался в углу прямоугольной гостиной. Я наклонилась над выгоревшей на солнце столешницей и рассматривала уже знакомые мне фотографии трех девушек. Ниже досье на каждую. Все убитые — блондинки. Все — в возрасте от 18 до 25. Каждая найдена в отдалении от кипучих улиц города. Пустырь на въезде в город, заросший ров в парке, недостроенная станция метро. Под папками лежал свежий снимок с пустыря у стройки. На фотографии — девушка в холщовом мешке. Я бросила взгляд на карту города, что висела над столом. Четыре булавки с красными круглыми наконечниками отмечали места, где были найдены тела. Я провела пальцами по карте — никакой связи или тайного знака, если соединить линиями концы булавок.

Я снова посмотрела на стол. Пожелтевшие проспекты с эмблемой “Послушников времени”. Знак бесконечности на фоне амаранта. Газетные вырезки. Заголовки один желтушнее другого.

“Пошла в лес и не вернулась. Что стало с юной сектанткой?”

“Любишь курицам головы рубить, готовься и свою сложить.”

“Семья пропавшей сектантки скрывает улики!”

“Ни живая, ни мёртвая — новое учение религиозной секты.”

Я отбросила истрепанные газеты десятилетней давности и потерла глаза, словно пытаясь стереть со своих век грязь написанных слов.

Я оглянулась через плечо, будто кто-то мог бы быть