Сансара 2 - Евгений Кострица

Он ненавидел Роби в этот момент – за усмешку, за власть над ним, за то, что делала еще более слабым, что, казалось бы, уже невозможно. Но еще больше ненавидел себя – за ту же самую слабость. А пока, терзаясь, убивается здесь, Сири там с Юлькой.

– Я… – голос дрогнул. Моня зажмурился, пытаясь собраться. Нет, не сдастся так просто!

Он выпрямился, расправив плечи, и бросил на нее взгляд – злой и колючий. – Ты шантажируешь меня, Клинок Чести!

– Напротив, даю тебе выбор. Не как Мири и Мара – осознанный выбор, когда понимаешь последствия. Я физически не смогу там помочь, если ты мне откажешь. Будешь стоять и доказывать мне свою гордость или…

Роби замолчала. Моня смотрел ей в глаза, понимая, что дуэль проиграл безнадежно. Недосказанное висело над ним гильотиной.

Нет, только не Юлька! Ее в уравнении быть вообще не должно, но черти нашли слабое место.

Эта мысль ударила его, как кулаком в живот, и Моня пошатнулся, хватаясь за воздух. Гнев внутри гас, освободив место тяжелому, вязкому и плохому решению. Понимание пришло медленно, как яд, что растекался по венам: он на доске с фигурами, высоту которых даже не видно. Но и пешка кого-то может спасти, хотя по своей природе выиграть партию уже не способна.

Он медленно выдохнул, и плечи его опустились, будто с них сняли невидимый груз. Взглянул на Роби – без злости, с усталой решимостью. А в ее взгляде не было ни тепла, ни сочувствия – лишь ожидание.

Моня ненавидел ее равнодушие, но оно больше не жгло. Потому что принимал его, как принимают холодный дождь или ветер. Они просто есть, и это уже не изменишь.

Прости, – выдавил он, и этот голос показался ему незнакомым. – Буду делать, что скажешь.

Моня упал на колени. Земля холодила их даже сквозь ткань, а он стиснул траву в кулаках, пытаясь сейчас не заплакать. Пусть делают с ним, что хотят, лишь бы не трогали Юльку.

Собравшись, Моня поднял взгляд, ожидая увидеть в глазах Роби триумф. Но она лишь кивнула – коротко и деловито, зная, что его «да» неизбежно. Но он сдался не ей – сдался Юльке, которая будет жить без теней за спиной. А они будут с ним, но это его не сломает.

– Хорошо, – сказала Роби уже без тени насмешки. – Тогда присягни!

– Как?

– Ты знаешь. – Она положила клинок ему на плечо, и металл обжег холодом кожу.

– «Ты мой меч, я твои ножны!» – повторил Моня несколько раз. Каждое слово как камень, что падает в бездну.

В груди закололо, остро и горько. Как дошел до такого? Продал «душу», а теперь и себя. Он просто мастер заключать эти сделки.

Роби подняла Вахра-об-али и опустила на его другое плечо, продолжая свой ритуал. Лезвие сверкнуло в полумраке, изумрудные волны пробежали по стали, и Моня услышал что-то на бесконечно древнем и незнакомом ему языке.

Но Роби не остановилась на этом и поднесла к его лицу рукоятку меча, украшенную полустертым старинным узором.

– Теперь… коснись его, – ее голос был ниже обычного, с хрипотцой, точно слова ей давались с трудом, проходя сквозь незаметные другому барьеры. – Губами. Запечатай клятву.

– Зачем? – недоуменно спросил Моня. Он инстинктивно бы отстранился, если бы не требовательный, прикованный к нему взгляд.

– Таков ритуал. Докажи свою искренность. Ну? Быстрей присягай! – голос выдавал ее нетерпение. – Только нежнее. Там эрогенная зона.

– Ну ладно… – удивленно посмотрев на нее, он пожал плечами и подался вперед.

Роби осторожно, почти благоговейно, коснулась мечом его губ. Прохладная поначалу сталь с чуть шершавым узором вдруг вспыхнула под ними неожиданным жаром. Он не обжигал, а растекался по языку, когда Моня робко им провел по рельефу. У рукоятки был вкус и аромат самой Роби – легкий шлейф теплой амбры со слабым запахом металла.

С ее губ вдруг сорвался низкий, вибрирующий стон. Он был таким неожиданным, таким интимным, что Моня вздрогнул и поднял на нее полный недоумения взгляд. Неужели это ее так заводит?

Роби стояла над ним, все еще крепко сжимая меч, но ее тело выпрямилось и напряглось, как тетива. Грудь вздымалась часто и прерывисто, натягивая ткань, под которой видны бугорки затвердевших сосков, выдавших ее возбуждение. Лицо раскраснелось, рот полуоткрыт в беззвучном вздохе. Она слегка откинула голову, когда Моня из мстительного, разгоревшегося в нем любопытства, вновь прижался к рукояти меча и обвел языком выемку гарды.

Бедра Роби дрогнули, сжались, и она выдохнула – резко, почти болезненно.

– Да… вот так… – прошептала она голосом густым и тягучим, как теплый мёд. – Глубже…

Невероятно. Ритуал не символический. Связь была физической, интимной и это… заводило не только ее. Моня сглотнул, с удивлением ощущая тепло и сладкую тяжесть внизу. Вспыхнув внезапным, исследовательским, как посчитал, интересом, он медленно провел языком по всей длине рукояти, ощущая, как там пульсирует всё сильней и настойчивей. Теперь уже намеренно ласкал влажную, горячую сталь, скользя до самого основания, где переходила в клинок.

Вахра-об-али ответил низким, резонирующим гулом. Вспышки побежали по лезвию, озаряя лицо Роби бледным, потусторонним светом, и она – уже открыто, не сдерживаясь, – вновь застонала.

– Ты не слабый Моня… Ты просто мой… – выдохнула она, словно соткав эти слова из жара и обещания. В них больше, чем клятва.

Рука, сжимавшая клинок, дрожала от напряжения. А другая нашла затылок, и пальцы впились в волосы – не притягивая, а скорее ища там опору. Моня почувствовал вибрацию губами, языком, горлом, когда волна жара прошла по металлу и, казалось, ударила в нёбо, отдавшись эхом уже во всем теле.

Дыхание Роби стало рваным, глаза заволокло поволокой, и она, выгнувшись, прикусила губу, сдерживая крик. Волна изумрудного света хлынула от клинка и озарила лес вспышкой. Это был не просто оргазм – это катарсис и высвобождение силы, которую Моня, наконец, распечатал. Связь была создана.

Затопивший округу свет погас так же быстро, как вспыхнул. Гудение стихло. Роби пошатнулась и медленно опустила клинок. Она тяжело дышала, опираясь ему на плечо. Пальцы, еще сжимавшие рукоять, мелко дрожали. Капли пота блестели на лице, шее, ключицах, источая пьянящий аромат мускуса и остывавшего уже возбуждения. Взгляд, еще затуманенный пережитым экстазом, нашел Моню.

– Теперь всё? – спросил хрипло он, надеясь, что оправдал ее ожидания. После «инициации» горло саднило, а во рту всё еще металлический привкус. Мышцы затекли и ныли – слишком долго