Сансара 2 - Евгений Кострица

Плащ соскользнул с плеча, обнажив линию ключицы, блестевшей от легкой испарины, словно в каплях росы. Каждый вдох натягивал материю на высокой груди, подчеркивая ее безупречные формы. Ноги, длинные и сильные, вытянулись вдоль ствола, а одна слегка согнулась в колене, чтобы задрать повыше подол, показав гладкость бедра, будто выточенного из теплого камня.

– Будешь… помнить меня? – Роби страдальчески закатила глаза, но в этом театральном жесте проскользнула тень улыбки – острой, дразнящей. Губы, чуть приоткрытые, влажно блестели, а голос натянутый, точно струна.

– Тебя фиг забудешь, – буркнул Моня, вытирая со лба капельки пота.

Сейчас он чувствовал себя так, словно сам выдал десяток «вертушек» – руки ныли, в груди колотилось. Старался не задерживать на Роби свой взгляд, но тот так и цеплялся за рассыпанные по коре алые волосы. Они точно пламя, вились мягкими волнами, обрамляя лицо с чертами, которые казались почти нереальными, как и положено воплощенному на земле божеству.

– И сестру береги… – едва слышно прошептала она, и ресницы чуть дрогнули.

– Эй, а Юлька при чем? – нахмурился Моня, наклонившись над ней. – Эй!

Но Роби закрыла глаза и замолчала, приняв максимально эффектную позу: голова чуть запрокинута, шея вытянута, открывая пульсирующую синюю жилку. Пальцы свисавшей руки расслабленно касались земли, другая лежала на животе, сжав ткань в кулаке, чтобы талия казалась потоньше.

Моня внимательно смотрел на тело богини, собравшейся то ли умереть, то ли рассмеяться в лицо, и не знал, чего больше бояться. Не похоже на «временную смерть» обычных искателей – ран совсем нет, но это существо не от мира сего. Кто знает, как у них там устроено? Кончится какой-то необходимый ресурс и вернется на небо или куда там еще… Если шутка, то очень дурацкая.

– Хватит! – Моня ткнул Роби в бок, заметив, что жилка на шее больше не бьется. Но девушка вдруг вообще перестала дышать, перепугав его до смерти.

– Ну ладно! – Он нагнулся, набрал в ладонь грязи и бросил ее веером в меч.

– С ума сошел! – вскочила, ожив тут же Роби. Казалось, искры спались у нее прямо из глаз. – Не делай так никогда! Не смей!

– Так что ты про Юльку? – спросил Моня, с облегчением выдохнув. Вроде порядок. Напряжение отпустило, и он даже попытался ей улыбнуться. – Мне выйти и посмотреть самому?

– А сможешь? Попробуй, – ухмыльнулась Роби, приподнявшись на локте. Ее голос был тихим, но в нем сквозила насмешка.

Моня замер. Эта ухмылка резанула по нервам, и он, нахмурившись, полез в интерфейс. Мысленно дернулся к невидимой кнопке – но ничего. Пустота. За веками ни табличек, ни строчки меню. Просто темно – всё как у местных.

Его лицо вытянулось, глаза расширились, и он попробовал снова. Но опять ничего. По спине пробежал холод – колючий, будто кто-то провел по хребту острой льдинкой.

Что, домой не вернуться? Теперь тоже непись?

– Не бойся, это пройдет. У Инь так всё время, – успокоила Роби, не вставая с бревна. Ее тон был ровным, почти ленивым, но в глазах тень – то ли жалость, то ли что-то еще.

– Хорошо… – выдохнул Моня.

– А всё потому, что она опять там.

– Как опять? Я бы помнил! – он вскочил и сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Голос сорвался на крик, эхом отразившись от леса. – Что ей там делать?

Он шагнул к Роби, но ноги подкосились, вынудив схватиться за ствол. В голове вихрем закружились обрывки: Юлька за завтраком, полуулыбка и круги под глазами…

Что-то было не так, и Моня уже это знал, но теперь… Теперь это обрело пугающую до смерти форму.

– И снова «Рыбкина Память». Удобно, да? – усмехнулась Роби дразня. – Как думаешь, почему Инь не хочет, чтобы ты это знал? – Она чуть наклонила голову, и красные волосы скользнули по плечу, будто кровь, что стекала из раны.

– Да, почему? – механически повторил Моня в смятении. Слова падали тяжело, словно камни.

Он смотрел на Роби, но видел не ее – перед глазами дом, кухня, Юлька. И кто-то еще. Кто-то, кого пока не мог разглядеть, но уже было страшно.

– Почему? Вероятно, есть то, что бы ты не одобрил. И кто же сказал Юле, что я хочу убить Инь? – прищурившись, спросили его, подталкивая к логичному, казалось бы, выводу.

– Она и сказала? – предположил Моня, уже паникуя.

– Она это не знает. Кто же тогда? Вариантов немного, – издеваясь, продолжала она викторину.

– Мара?

– Хуже. Там Сири сейчас.

– Как?! – слова вырвались сами, словно кто-то ударил в лицо. Сердце пропустило удар, в глазах поплыли полупрозрачные цепочки крошечных сфер, плавающих там червячками.

Сири. Эта тварь. С Юлькой.

Холодея, Моня вспомнил ее – темную, с улыбкой, острой как нож. С глазами, что пожирают свет. Он сам принес в дом это исчадие ада.

Гнев вскипел в груди – едкий, как кислота, но совершенно бессильный. Моня ударил кулачком по бревну, и содранные в кровь костяшки заныли.

– Мне надо срочно вернуться! – закричал, словно мог изменить что-то этим. Шагнул вперед, но ноги опять заплелись, и он упал на колени, хватая ртом воздух. Ужас накатил удушающей, плотной волной, затрудняя дыхание.

Отчаяние давило горло, и Моня зажмурился, стиснув зубы так, что челюсть заныла. Перед глазами мелькнула лицо сестры – бледное, с полуулыбкой, и тень за спиной. Юлька там с Сири. А он здесь, зачем-то в этом лесу, без интерфейса, без выхода, без шанса помочь ей хоть чем-то.

– Роби, – прохрипел он, поднимая взгляд. – Как мне вернуться? Скажи!

Но та стояла, скрестив руки, смотрела сверху – безмолвно и неожиданно холодно, словно сняла, наконец, свою маску. А кроны деревьев над ними гудели от ветра и будто смеялись над отчаянием, глупостью, страхом.

– В этом сейчас уже смысла нет, – сказала Роби после паузы, которая казалась почти бесконечной. – Если влетишь прямо так, то Инь всё узнает, и тогда это кончится плохо. А если с «Рыбкиной Памятью», то всё забудешь и ничего не изменишь.

– Так что же мне делать?! – в отчаянии схватился за голову Моня. Пальцы вцепились в волосы, будто могли вырвать из нее ужасные мысли.

– Ты же не хотел выбирать мою сторону? – напомнили с легкой усмешкой. Ее голос был мягким, но в нем сталь, резанувшая, как по-живому. Роби стояла над ним, высокая и отчужденная, словно ростом до неба. Лунный свет отражался в клинке, отбрасывая ей на лицо холодные блики.

Моня было открыл рот, чтобы тотчас огрызнуться, процедить