Барин из провинции - Дмитрий Валерьевич Иванов

— Да иди ты! — вырывается у меня от удивления.

— Книга, конечно, на французском, но, уверен, вы поймете. Могу дать вам почитать. У меня с собой в номере она.

Знакомимся. Молодого парнишку зовут Евстигней. Имя вроде бы крестьянское, но он, оказывается, тоже дворянин. Правда, из безземельных, а значит, парень с амбициями. Окончил совсем недавно основанный императорский Санкт-Петербургский университет. Причём учился на факультете физико-математических наук, но с элементами естественно-исторического направления, где преподавалась, в том числе, и ботаника. Евстигней даже успел послужить в тамошнем Ботаническом саду, и в Москву прибыл буквально сегодня.

Поднимаемся к Евстигнею. Номер у него в гостинице — самый дешевый, я своим парням и то лучше снял. Но экономит он не из жадности, а по необходимости. К тому же завтра у молодого человека судьбоносный день — идёт устраиваться в Императорский Московский университет. Там ему, дескать, уже обещано место на кафедре естественной истории, где преподают и ботанику, и зоологию, и минералогию.

Экономил Евстигней на всём, кроме книг. С собой в Москву он притащил два десятка увесистых фолиантов, один из которых назывался «Essai politique sur le royaume de la Nouvelle-Espagne». Смотрю на год выпуска — 1811. Совсем свежее издание.

Парень листает книгу и быстро находит нужное место… Чёрт, всё верно — автор описывает культуру и обычаи народов Анд, включая жевание листьев коки.

— Я завтра тоже собираюсь в университет, — как бы между прочим делюсь информацией. — Там состоится заседание «Общества любителей русской словесности».

— Так ты писатель? — заинтересовался Евстигней.

— Поэт, — бодро соврал я, но декламировать’свои' стихи постеснялся.

— Кстати, Гумбольдт в большой дружбе с Канкриным. А тот — любитель поэзии, — просветил меня молодой ученый.

— С кем? — не понимаю я.

— Ты что, не знаешь министра финансов Российской империи? — на лице Евстигнея выражение неподдельного удивления.

Я, признаться, лицо царя-императора с трудом вспомню, а уж про его министров и слыхом не слыхивал. Поэтому, промычав с умным видом что-то нейтральное, иду к себе в номер спать.

Спал я, как говорится, без задних ног, и пробуждение вышло крайне неприятным. Будит меня… полицейский! Представился квартальным надзирателем. А виноват, как водится, Тимоха — попался ночью, возвращаясь с блуда, да ещё с гостинцами в виде еды.

— Прошу прощения за беспокойство, ваше благородие, — с почтением начал толстый дядька с пышными усами. — Но обязан был удостовериться: сей мужик действительно в вашем владении состоит?

— Мой, — буркнул я, ещё не отойдя ото сна. — А что он натворил?

— Да ничего, пожалуй. Шёл в поздний час, с поклажей. Бумаг при себе не имел. Сказывал, будто бы служит при вас. Но сами изволите понимать: подлое сословие соврёт — недорого возьмёт. А разбудить мы вас сразу не осмелились: человек на стойке сказал, что вы нраву крутого и обидчивого…

Ну да. Это я зря, конечно, выёживался при заселении. Слишком натурально сыграл барина.

— Продукты при нём были. А ну как краденые? Идти к госпоже Хитрово тоже не решились. Поэтому посадили его в участок до утра. А нынче вот, в целости и сохранности, возвращаем вам. Глаз, примечу, у него уже подбит был — не наше то дело.

— Это он с цыганом, что давеча полез в дом к Елизавете Васильевне, дрался, — пояснил я, отыскивая в кармане мелочь. — Пострадал, можно сказать, за правое дело!

— Так, значит, не зря мы его кормили и поили, — с нескрываемым интересом глянул на мою горсть монет квартальный.

— Это вам, господин надзиратель, за труды ваши и на расходы, — подаю пригоршню медяков и парочку серебряных.

Там не меньше рубля вышло. Жмотиться в подобной ситуации мне не с руки: могли ведь и дубинкой Тимоху огреть!

— Дубинкой пару раз стеганули. А кормёжка… так, кваску плеснули да пирожок один на всех дали. А вот колбасу, ироды, украли! Лук да яйца отдали, а колбасу — нет… Паспорт мне, Алексей Лексеич, надо бы выправить. В камере народ подсказал как.

— Паспорт… Ишь ты! А ну как сбежишь с ним? — подкалываю я Тимоху. — Хотя ладно, что-нибудь придумаем. Что ж в самом деле тебя как безродного хватают?

— Так я и есть безродный — самое низшее сословие в Российской империи, — вздохнул Тимоха.

— Да не прибедняйся! Всё у тебя есть. Живёшь, как король: на простынях спишь, одет как барчук. Я вот вчера познакомился с одним молодым учёным, дворянином по происхождению — так у него номер куда хуже вашего с Володей.

— О, кстати! Я, как меня сюда вели, спину Владимира заприметил — убёг он куда-то с утра пораньше.

— Ну и пусть, он ведь не крепостной. Заслуженный ветеран — самим императором да отцами-командирами отмеченный.

— Странно то, что сел он в богатую карету. Я, правда, не разглядел толком, кто там в карете был… Этот черт усатый пинка мне под зад дал, чтоб я, значит, резвее шагал. Но карета — не чета нашей.

— Ладно узнаем, как вернётся. Не думаю, что тайна великая. Может, к бабе поехал. Ветеран, а кровь-то — не вода. Ты, кстати, иди поспи, нам ведь сегодня в университет ехать! А на обратном пути посмотрим наш домик — переселяются там или нет.

— Лучше сразу туда заехать, чтобы круг не делать, — зевнул Тимоха и отправился к себе.

А вот мне сон уже перебили, и что делать ранним утром — не представляю.

Впрочем, за меня всё решил случай. И дело мне нашлось!

Глава 14

— Кто там? — кричу в ответ на стук в дверь.

— Это я… Ольга.

Ольга? Не ждал. Голос у неё — тихий, вкрадчивый, прямо как у моей бывшей жены, когда она чувствовала себя виноватой, или у бухгалтерши, когда та сообщала о штрафе от налоговой.

И вот ведь что странно: я совсем забыл, что там, в будущем, у меня остались друзья, родня. Мама, наверное, с ума сходит. Если я действительно «погиб», представляю её горе. Да, у неё ещё две дочки и шесть внуков, но меня она любила особенно. Лелеяла, холила.

Впрочем, остальные — вряд ли сильно переживают. Родня меня особо не жаловала. Успешный был, понимаешь, слишком, да денежки водились.

Кто ещё пожалеет? Саня — сосед-алкоголик. Вечный заёмщик. Я уже