Последнее слово единорогов - Виолетта Орлова

отвечал Нороган, загадочно поблескивая в полумраке харчевни серыми глазами. – Только вот вы сейчас отчего-то сидите в компании беруанца, а не армута. А как же подстраиваться, узнавать?

Корнелий добродушно рассмеялся.

– А знаете что, вы совершенно правы, господин Нороган. Увы, и путешественники порой мыслят шаблонами. Но я ужасно рад, что мы с вами встретились. Прямо глоток свежей воды в пустыне! Кстати, раз уж мы почти подружились, позволите задать один личный вопрос?

Нороган кивнул улыбнувшись.

– Я уже давно смотрю на эти буквы. Ожерелье на вашей шее, это ведь сверуйский, не так ли?

Норган по привычке потер пальцами деревянные символы.

– Н-да. Вы правы. Люблю древние языки.

– Я тоже! Мечтаю о том, чтобы составить словарь. Кстати, я даже могу прочитать, что у вас написано. Второе слово – Мэнсидуэль… Это ведь фамилия, да? Ваша фамилия. В переводе на беруанский – Мэнсис. А вот первое слово вроде женского рода… Карита? Затрудняюсь перевести. Карита Мэнсидуэль.

Нороган легко рассмеялся.

– Там дословно написано – Беловолосая Мэнсис.

Корнелий лукаво сощурился.

– Любопытно! Слово женского рода с вашей фамилией?

– Ребячество. Мне всегда хотелось, чтобы у этой девушки была моя фамилия.

– Мечта сбылась?

– Мечты всегда сбываются. Но порой не так, как мы этого хотим. А у вас, Корнелий, прекрасные познания в области языков.

– Спасибо. Но вот Ракис в этом деле настоящий изумруд, если выражаться местным языком. Именно он, кстати, пытается перевести свитки, которые мы нашли в заброшенном городе. Удивительное дело, господин Нороган, но это поселение не упоминается на картах Королевства. Люди не знали о нем, а между тем, это целый замок, огромный и весьма благоустроенный. Там такой благодатный климат! Правда, дорога туда ведет жуткая.

– Я слышал про него, – задумчиво произнес Нороган. – Кажется, он был разрушен. Вы знаете, я испытываю некоторую слабость к древним артефактам. Возможно, вы смогли бы оказать мне любезность и показать свитки?

– Да, разумеется. Кстати, я уже давно хочу вас спросить. Нам нужен проводник до Таргаринских гор, однако я пока не знаю никого из местных. Смогли бы вы посоветовать нам благонадежного человека?

Нороган крепко задумался. Мужчина знал фуражиров, которые ходили на муравья в отдаленные места, он и сам частенько бывал в пустыне на охоте, но до гор никогда не доходил.

– Что касается сопровождения… Я могу сам провести вас до гор. Я, конечно, не являюсь опытным проводником либо же фуражиром, но с местной флорой и фауной не понаслышке знаком. Признаться, мне интересен этот поход. Однако, позвольте спросить, что конкретно вы ищете?

Корнелий с сомнением покачал головой.

– Видите ли, я имею основания полагать, что за горами есть некий водный источник. По моим представлениям, он довольно велик. Я прошу провести нас через пустыню, ибо это коварное место отнюдь не располагает к праздным прогулкам, к походу надо отнестись максимально ответственно. А вот уже потом я приблизительно представляю, как нам стоит держать путь. Ну и, разумеется, я был бы счастлив записать вас в члены своей экспедиции.

Нороган весело улыбнулся и шутливо подмигнул новому знакомому.

– Вот видите, Корнелий, вы снова предпочли обратиться к беруанцу, а не к армуту, посчитав это более благонадежным. Что ж, я вас вполне понимаю, я бы и сам поступил так на вашем месте.

***

Итак, Нороган решил отправиться в путь. Он оставил Павлию с Инкардом одних, в своей гигантской камере-пещере, впрочем, предусмотрительно снабдив их достаточной суммой венгериков на время отсутствия. Семье действительно могли понадобиться деньги: к Инкарду сейчас приглашали частных преподавателей, что обходилось недешево.

Павлия скрепя сердце отпустила своего мужчину с группой Корнелия. Поход обещал быть трудным и небезопасным, хотя бы оттого, что в пустыне водились гигантские муравьи. С другой стороны, она понимала, что если существует хоть малейшая надежда найти «Последнее слово», то нельзя ей пренебречь. В конце концов, они и в Тимпатру переехали именно из-за него.

Нороган быстро подружился со своими новыми спутниками. Он вообще обычно легко сходился с людьми, ибо вел себя дружелюбно и открыто. Лицо его было весьма приятно и внушало доверие, вел он себя под стать внешнему облику, а о пресловутой хижине не знал никто, кроме него самого и Нольса – главного обвинителя.

Отправившись в путь с Корнелием, Нороган преследовал несколько целей. В первую очередь, разумеется, его волновали свитки из Воронеса. Помимо этого, Нороган сам хотел проветриться, а заодно найти необычный водный источник, упомянутый таинственным моряком из Гераклиона. Путешествия излечивали его душевную рану, которая особенно кровоточила в те дни, когда он, будто застрявший в старых корягах лист, болтался на мелководье.

Справедливости ради надо сказать, что Нороган с первых минут проявил себя отличным проводником. Несколько раз он спасал излишне рассеянных ученых, порой даже рискуя собственной жизнью. Так, однажды ему пришлось столкнуться в рукопашной схватке с гигантским муравьем, а в другой раз – вытаскивать неуклюжего Ракиса из зыбучих песков. Конечно, естествознательские способности здорово помогали ему, но очень часто он справлялся и сам, не прибегая к их помощи.

Корнелий Саннерс в шутку прозвал храброго проводника «единорогом-хранителем».

– Право же, мой добрый друг. Без вас мы бы давно угодили в какую-нибудь смертельную передрягу! – добродушно повторял он, с необычайной признательностью в голосе.

Днем путники упорно шли вперед, плавясь от жары, а зябкой ночью отдыхали, рассматривая над своими головами причудливые созвездия. Иногда приходилось останавливаться и днем, особенно если им на пути встречалась спасительная тень от гигантского бархана. Тогда они пили воду, разведенную с местным коричневым песком, и предавались научным изысканиям.

Ракис Лот являлся увлеченным энтомологом; он и мир вокруг себя рассматривал через призму насекомых. Более всего в пустыне блистательного ученого огорчало отсутствие в достаточном количестве разных редких экземпляров. Впрочем, он был так предан своему руководителю, что никогда не смел выражать недовольства. Его безграничная, почти трепетная любовь к Корнелию казалась вполне оправданной, ибо тот действительно относился к людям, способным вызвать искреннее восхищение и даже обожание. Будучи целеустремленным и упорным, он тем не менее готов был отступиться от своей цели, если на кону стояло благополучие окружавших его людей. Корнелий часто пренебрегал личными интересами, когда видел, что друзьям нужна помощь. Он был спокоен и рассудителен в любой ситуации, даже самой критической, и Нороган посчитал про себя, что, пожалуй, ранее еще никогда не встречал такого здравомыслящего человека.

Нахим Шот представлялся весьма угрюмым и подозрительным малым, без прошлого – ибо о нем он предпочитал помалкивать, и без будущего – ибо было непонятно, какие конечные цели он преследует. Его как будто совсем ничего не