Когда в июне замерзла Влтава - Алексей Котейко

— Казармы городской стражи ведь на другой стороне?

— На другой, — подтвердил Иржи. — Только нам с того никакого проку, дневная стража ничем не сумеет помочь против кладбищенского пса.

— Я не об этом. Тут ведь никто не живёт? Монастырский сад и брошенные постройки?

— Сложно сказать, — на лице Шустала появилось сосредоточенное выражение. — Тут селилась беднота, но кто за ними следит? Пожили, съехали, заселились другие. Не знаю. Может быть, все постройки сейчас пустые — а, может, кто-нибудь и остался.

— До сих пор за каждый клад отдавали жизнь, — пан Чех, сообразив, к чему был вопрос капрала-адъютанта, вытащил из-за пояса короткий шестопёр с обмотанной медной проволокой рукоятью. Резанов невольно усмехнулся: сейчас одноглазый ветеран как никогда был похож на оживший памятник грозному Яну Жижке.

— Может быть, в этот раз обошлись козлом? — предположил Иржи, поднимаясь на ноги и проверяя, легко ли ходит в ножнах кацбальгер.

— Твои слова да Богу в уши, — вздохнул Макс.

Они углубились в лабиринт стоящих хаотично зданий, большей частью уже сильно разрушенных временем и непогодой. Местами улочка расширялась, превращаясь в подобие проходных двориков — на одном из таких пространств, справа, почти у самой стены уничтоженного пожаром дома, раскинул свои ветви могучий дуб обхватом едва ли меньше полутора метров. И почти тут же слева дома кончились, уступив каменной стене монастырского сада, по верху которой ещё сохранились остатки некогда уложенной ровными рядами черепицы.

Чуть дальше насыпавшийся снег чётче обрисовал силуэт костёла Святого Сальватора, а справа от него вместо задворок роскошного дворца Министерства промышленности и торговли, теснились вплоть до берега Влтавы совсем уж убогие лачуги, тоже на первый взгляд сплошь заброшенные.

— Калитка, — коротко заметил Шустал, продолжавший выполнять обязанности следопыта.

Стражники остановились перед утопленной в стене низенькой калиткой. Макс, от напряжения прикусив нижнюю губу, осторожно тронул калитку ладонью, ожидая, что вот-вот темноту ночи прорежет противный скрип — однако к его удивлению тяжёлая створка распахнулась совершенно бесшумно. Было похоже, что её совсем недавно смазали, и смазали очень тщательно. Одичалый сад по ту сторону стены встретил незваных гостей тишиной.

— Куда теперь? Иржи?

— Куда-то туда, — капрал указал влево, вглубь нагромождения стен, кустов и деревьев, по едва намеченной среди этого хаоса тропинке. — Осторожнее! Тут не то, что пса — быка можно спрятать.

— Разделимся? — предложил пан Чех.

— Классика ужастиков, — нервно хмыкнул Максим.

— Пан Войтех прав, — поддержал ординарца Шустал. — Пойдём параллельно, тогда и напасть из засады будет труднее. Если тут есть засада.

Резанов пожал плечами.

— Ладно. В случае чего — орать во всю глотку, не стесняться.

— Это уж будь спокоен.

Чех свернул влево, Шустал вправо. Сам капрал-адъютант, вытащив палаш и взяв в левую руку пистолет, зашагал прямо, по той самой тропинке, куда уводили собачьи следы. Он старался двигаться как можно тише, осторожно пробуя ступнёй, прежде чем сделать шаг. Снегопад ещё усилился, теперь с неба валилась пушистая пелена, за которой на расстоянии в пару десятков метров уже было толком ничего не разобрать.

Максим всё ждал засады, но засады не оказалось. Парень обогнул угол, образованный двумя наполовину обвалившимся стенами из грубо отёсанных камней, и увидел перед собой первое надгробие. Основательно вросшее в землю, присыпанное палой листвой и снегом, оно издали могло сойти за пенёк или отбойную тумбу. Дальше виднелось ещё одно, и ещё, среди поредевших здесь деревьев и разросшихся без чуткой руки садовника кустарников. Макс вглядывался в снег на маленьком кладбище, но собачьи и человечьи следы исчезли.

Резанов поглядел по сторонам и заметил за стволами деревьев впереди жёлтое пятнышко света. Крохотное — скорее всего, от одинокой свечи — оно, тем не менее, выделялось в общей сероватой мути снежной ночи. Парень зашагал на свет, осторожно огибая надгробия. В голове заворочались какие-то давно забытые воспоминания о прочитанных пражских легендах, связанных с монастырём Святой Анежки. Максим нахмурился, пытаясь отогнать непрошеные мысли, и сосредоточиться на поиске пса и его хозяина, но тут за последней линией кустов ему открылось небольшое расчищенное пространство — должно быть, огород. Он был разбит прямо под стеной длинного здания, смотрящего на монастырский сад чередой одинаковых подслеповатых окошек и дверей.

Свеча — коротенький сальный огарок на подоконнике — горела в одном из окошек, распахнутом настежь то ли порывом внезапного ветра, то ли рукой человека. В комнате, прижимая к груди руки, стояла невысокая хрупкая девушка с расширившимися от ужаса глазами на измождённом от усталости и недоедания лице.

Чёрный пёс замер посреди огородика, расставив могучие лапы и вздыбив на загривке шерсть. Зверь исподлобья уставился на незнакомку, не издавая, впрочем, ни звука. А к окну, явно намереваясь перелезть через подоконник, не спеша направлялся широкоплечий рослый человек с мясницким топором в руке.

Глава 11

Обо всех, кто бродит по ночам

Максим не дал себе труда задуматься над происходящим. До человека с топором было не больше десяти метров, но по изрытой, неровной земле — а мяснику оставалась всего пара шагов до окна и возможности нанести удар. Капрал-адъютант вскинул руку с тяжёлым пистолем и выстрелил, почти не целясь.

Хлопок получился не слишком громким, будто густой снегопад съел часть звука. Коротко полыхнуло пламя, потянуло кисловатым пороховым запахом — а пуля, разминувшись с целью, влетела в одну из створок распахнутого наружу окна и, вышибив стеклянный квадратик, впилась в оштукатуренную стену за ним.

Девушка вскрикнула. Мужчина обернулся. Макс, сунув разряженный пистоль в кобуру, уже вытаскивал второй.

Медленно-медленно, как в эффектном слоумо, к стражнику развернулся огромный чёрный пёс с горящими адским огнём глазами. Пасть открылась чуть шире, демонстрируя внушительные клыки. Резанов уже хотел было выстрелить в кладбищенского духа, но вдруг, неожиданно для самого себя, усмехнулся и спокойно заявил псу:

— Я