Гнездо желны - Софья Сергеевна Маркелова

сёстрами и Диму из своей жизни и, видимо, собирается прожить отмеренные ей десять лет в одиночестве, запершись в тёмной спальне. Хотя всё это как-то странно и неправдоподобно. Я никогда не замечала у Анфисы тяги к отшельничеству, да и не настолько сильно, по моему мнению, она любила Инессу, чтобы так убиваться из-за её смерти.

– Анфиса, у нас закончились деньги и еда в доме, – неожиданно решаюсь поделиться с ней я, приникнув к щели между дверью и косяком. – Ольге пришлось устроиться на работу. Сегодня она первый день раздаёт флаеры у метро. Нам бы очень пригодилась твоя помощь, тётя…

Я не знаю, что ещё сказать. Во мне по-прежнему теплится надежда добиться от Анфисы внятного ответа, освободить её из плена этой комнаты, где она сидит как в узилище, будто не по своей воле. Даже несмотря на всё её поведение и явную нелюбовь к нам с сёстрами, я верю, что семья для неё всё-таки что-то значит. Она жила с нами столько лет, считая гнездо и своим домом тоже, она может быть хорошей тётей. Где-то в глубине души я верю в это.

– Выйди, пожалуйста, из комнаты. – Я зажмуриваю глаза. – Ты слышишь меня, Анфиса? Если слышишь, то, пожалуйста, выйди… Нам… Нам очень непросто сейчас. Нам нужна старшая в семье. Не бросай нас, пожалуйста…

Я растираю кулаками заслезившиеся глаза. По ту сторону двери по-прежнему тихо. Может, её вообще нет в комнате? Для кого тогда я тут распинаюсь?

Я приникаю глазом к замочной скважине. В нашем доме такие есть абсолютно у всех дверей, хотя ключей от них никогда не было. Это сделано исключительно для того, чтобы старшая в семье могла использовать медный ключ в любой точке квартиры. Кажется, так было заведено в гнезде ещё задолго до нашего с сёстрами рождения.

В узкую скважину совершенно ничего не видно, и я ложусь на паркет, надеясь разглядеть что-нибудь через щель под дверью. Едва мои глаза привыкают к темноте спальни, я вздрагиваю. В горле застывает крик.

На полу комнаты недвижимо лежит Анфиса, повернув голову в мою сторону. Её большие глаза широко распахнуты и направлены прямо на меня, будто она знала, что я решусь заглянуть под дверь. Но тётя не моргает и не шевелится. Лишь из уголков её глаз, в которых застыли нечеловеческая тоска и отчаяние, текут редкие слезинки, прочерчивая по щекам влажные дорожки и капая на ковёр.

Что это с ней?! Может, ей плохо, и она тут молча умирает от какого-нибудь недуга, а мы с сёстрами и братом ничего не подозреваем?!

Грудь Анфисы слабо вздымается, руки безвольно вытянуты вдоль тела. И далеко не сразу я замечаю, что рядом с ней кто-то стоит. Я вижу мужскую пару обуви в полуметре от тёти, лишь когда белые кроссовки с чёрными полосками делают несколько едва слышных осторожных шагов, обходя Анфису по кругу.

Кто этот человек? Что он забыл в комнате тёти и почему она в таком печальном состоянии? Получается, он слышал всё, что я ей только что наговорила? Как же неловко вышло! Но кто же мог подумать, что Анфиса приводит к себе гостей… Интересно, кто это?.. Жалко, что я не могу рассмотреть в эту узкую щель ничего, кроме его кроссовок!

В этот момент Анфиса начинает шевелиться. Она медленно поднимается с пола, тяжело опираясь на руки. Незнакомец всё это время молча стоит рядом. Зато теперь я хотя бы уверена, что тётя здорова, раз она может двигаться самостоятельно. Но как только она поднимается на ноги, я слышу короткую фразу совершенно безэмоциональным голосом:

– Уходи, Варя. Не смей подслушивать под моей дверью.

Это так неожиданно, что я откатываюсь от двери и ещё полминуты лежу, вслушиваясь в сумасшедший стук сердца в груди.

Все последние недели Анфиса никому не отвечала, даже своему сыну. И прозвучавший сейчас голос, словно напрочь лишённый каких бы то ни было человеческих чувств, совсем не похож на её собственный. Что-то здесь явно не так. И даже убравшись подальше от комнаты Анфисы, я никак не могу перестать думать о чужаке, стоявшем возле тёти, когда она лежала на полу.

Вечером, как только вымотанная и уставшая Ольга возвращается домой, я без лишних слов хватаю её за руку и тяну на кухню, где за круглым столом нас уже давно дожидаются Лера и Дима. Плотно закрыв за собой дверь, я тихо пересказываю всё, что мне удалось увидеть и услышать в комнате Анфисы. Сёстры и брат слушают меня как никогда внимательно – с беспокойством, которое с сегодняшнего дня испытываю и я тоже.

– Почему она плакала? – едва я замолкаю, спрашивает Дима, нервно хрустя пальцами. – Ей что, больно? Я хочу, чтобы мама открыла комнату, и я мог её обнять… Я не хочу, чтобы она плакала там в одиночестве…

– Гораздо важнее узнать, кто этот человек, который был в её комнате, – сразу же цепко хватается за самую странную деталь Ольга. – И почему он оттуда не выходит? Почему не помогает ей? И почему мы никогда раньше не слышали его?

– А ещё она прогнала меня таким голосом, – напоминаю я, пальцем ковыряя скатерть, – будто говорила не она, а какая-то машина. Может, это и правда была не она? А этот мужчина подделал как-то её голос.

– Мне не по себе, – признаётся Лера, ёрзая на стуле. – Вдруг по ночам, когда мы все спим, этот чужак выходит из комнаты тёти и бродит по гнезду? А мы даже ни о чём не подозреваем.

Неуёмная фантазия младшей сестры заставляет вздрогнуть всех нас. Потому что никто, кроме Лерочки, даже не мог бы предположить подобное, но теперь уже у всех в голове засела эта пугающая мысль. Вдруг этот непонятный гость и правда живёт в нашем доме без нашего ведома?..

– Я, кстати, на днях видел кое-что странное, – шёпотом говорит Дима. – И почему-то совершенно забыл об этом случае, а вот сейчас вспомнил. Как раз после слов Леры.

– Что ты видел? – я чувствую, как холодок бежит по позвоночнику.

– Я был в ванной, – вспоминает брат, – и вдруг в зеркале заметил в коридоре чей-то силуэт. Я обернулся – думал, что это кто-то из вас стоит ждёт, пока я освобожу раковину, но там никого не оказалось. А когда я опять повернулся к зеркалу, в нём отразился какой-то парень, которого я никогда не видел. Он стоял совсем близко и пялился на меня. Я так испугался, что чуть в штаны не наделал!..

– Ужас какой! – Лера втягивает голову в плечи.