Гнездо желны - Софья Сергеевна Маркелова

– А дальше я моргнул, и он просто исчез. И я тогда решил, что это проделки кого-то из вредителей, поэтому не стал даже вам рассказывать. К тому же мне вдруг ни с того ни с сего стало так тоскливо на душе, что я просто стоял как дурак у зеркала ещё полчаса и думал о тётушке Инессе, о маме и о том, как раньше нам всем было хорошо…

– Ну ладно, Дима! – Оля взмахивает руками. – Хватит тоску нагонять! Всем нам нелегко, все переживают, все опечалены… Не ты один!

– Да я о том, что всё это как-то странно. Почему-то вдруг, совершенно неожиданно, нахлынули эти печальные мысли – хотя до этого я стоял и думал, какую новую игрушку скачать в телефон.

– Ты считаешь, этот странный парень, который тебе привиделся, как-то это наколдовал? – уточняю я у брата.

В ответ он быстро кивает.

– Вдруг это тот самый, из комнаты мамы, – говорит Дима. – И с ней он сделал то же самое – поэтому она и плакала.

– Всё это только ваши предположения, – осаживает нас Ольга. – Нужно либо идти и требовать от Анфисы ответа, либо ждать, пока этот чужак ещё раз сам выйдет из комнаты. Если он вообще был. Ведь тебе и правда мог привидеться этот человек, Дима. Либо же это был морок древоточца. Некоторые из них способны на такое.

– Но я уверен, что он был живой! – вскакивает с места брат.

– А я ни в чём не уверена! – строго отвечает ему Оля, тоже поднимаясь на ноги. – И в любом случае, я сначала попытаюсь добиться ответа от Анфисы! Раз она сегодня Варьке что-то сказала – может, теперь и с нами наконец соизволит заговорить.

Из кухни мы всей толпой идём к спальне Анфисы, и Оля стучит в дверь:

– Анфиса, мы хотим поговорить! Что это за чужак у тебя в комнате? Ответь нам!

Тётя молчит. Со стороны спальни не доносится ни звука, как и во все последние дни. Ольга ещё четверть часа расспрашивает, обвиняет, умоляет и требует объяснений, но так ничего и не добивается. Потом место у косяка занимаю я, после меня достучаться до Анфисы пробует Лера, и наконец очередь доходит до Димы. Он слёзно просит мать ответить ему и выйти из спальни хотя бы на кухню, но, как и все мы, отходит от двери ни с чем.

Обиженные и сломленные, мы вынуждены в который раз отступить, так ничего и не узнав.

* * *

Я начинаю внимательнее приглядываться ко всему происходящему в гнезде. Вынюхиваю затаившихся вредителей, слежу, как расползается по стенам плесень, ищу любые признаки присутствия в доме чужака. Даже ночью я стараюсь теперь засыпать позднее сестёр, чтобы через открытую дверь наблюдать за комнатой Анфисы, расположенной напротив нашей детской. Прикрывшись одеялом, я не смыкая глаз вглядываюсь в тёмный коридор, в старую замочную скважину, в узоры на деревянной двери. В щели под ней никогда не загорается свет, звуки доносятся очень редко, а ручка больше не поворачивается.

Но я всё равно слежу. Выжидаю, как терпеливый охотник.

И в конце концов удача улыбается мне.

В четверг Ольга уже в третий раз идёт на свою работу. Уходит без особенной радости, и я знаю, что вернётся она к ужину, совершенно измотанная и на гудящих ногах. Раздавать рекламу неблагодарное дело. Мало кто из прохожих её берёт – разве что из жалости к девушке с грустными глазами, которая её раздаёт. Оля всё ещё надеется, что деньги, которые ей обещали заплатить на днях, позволят внести в наш скудный рацион из гречки с сахаром и гречки с солью хоть какое-то разнообразие. К тому же скоро должны прийти счета за квартиру, на оплату которых средств у нас совершенно точно нет.

Дима же собирается к обеду уйти к отцу до самого вечера и даже обещает попросить у него в этот раз немного денег или еды.

– Я расскажу ему, что Анфиса сама не своя, – хмуро обещает мне брат за завтраком, состоящим лишь из пустого чая. – Может, он приедет и поговорит с ней…

– Даже не трать время, – отвечаю я. – Дядя Миша с Анфисой давно не общается, считает её ведьмой… Может, тебе он что-нибудь и даст, но сюда даже не сунется и постоянно содержать нас тоже не будет.

– А я всё равно попытаюсь! – твёрдо говорит Дима. – А если он ничего мне не даст, то я сам заберу еду у него с кухни! Я знаю, где у него лежат макароны и консервы!

– Ты что?! – не на шутку пугаюсь я, впиваясь взглядом в круглое лицо брата. – Воровать нельзя! Нельзя без спросу ни у кого ничего забирать!

– Он мой отец, а значит, эта еда принадлежит и мне тоже. А я хочу поделиться ею с вами, с сёстрами.

– Даже не думай, – строго заявляю я. – Нельзя опускаться так низко, чтобы что-то красть у своего родственника. Даже если мы будем голодать – так низко падать нельзя!

Дима выходит из-за стола недовольный. Я, конечно, знаю, что вряд ли он ко мне прислушается. Для него высшим авторитетом всегда была только мать, и сейчас, когда она перестала участвовать в его жизни, брат в растерянности – кого же можно признать достойным его доверия. Вряд ли это окажемся мы с Ольгой, но попытка не пытка.

Чтобы хоть чем-нибудь себя занять, я начинаю прибираться в прихожей, подметаю пол, протираю напольное зеркало и пытаюсь дотянуться до чучела желны, чтобы смахнуть с него пыль. Птица – хранительница дома смотрит на меня своими чёрными стекляшками глаз и будто вопрошает: «Что будет с этим гнездом дальше?» Мне тоже очень хочется знать ответ на этот вопрос, вот только спросить не у кого – никто не ответит.

Перетряхивая старые пальто, висящие на вешалке в углу, я вынимаю мусор из их карманов и готовлю верхнюю одежду к уборке в кладовку. Здесь много вещей Инессы, и каждая её шаль или платок нагоняют на меня тоску, но я пытаюсь отвлечься, не думать о том, что теперь вся её одежда останется навечно пылиться в чулане.

В кармане одного из пальто пальцы нащупывают целлофановую обёртку. Я достаю маленькую зелёную конфетку – леденец с яблочным вкусом. На глаза сами собой наворачиваются слёзы: Инесса всегда носила эти конфетки в разных карманах, чтобы при случае порадовать угощением Лерочку, любительницу сладкого. И этот леденец, возможно, последний из них.

Шмыгнув носом, я зажимаю конфету в руке и иду в