Он вам не Тишайший - Вадим Шведов

— Какой? — Картрайт наклонился вперёд.

— Подготовить поездку русской торговой делегации в Англию. Помочь организовать постоянное представительство в вашей стране. Мы же всё-таки не совсем дикари.

Картрайт отпрянул, как от удара.

— В Англию? Невозможно! Это прямое нарушение нашей монополии! Мы единственные, кто имеет право представлять английские интересы здесь и… русские там! К тому же — голос его снова зазвучал с вызовом, — без наших кораблей, Русь полностью останется без иноземных товаров!

Афанасий Лаврентьевич беззвучно усмехнулся.

— Бросьте, сэр Картрайт. Бросьте играть в монополию. Время исключительности прошло. Оно ушло вместе со спокойствием в вашей стране. В Англии хаос, и практически наверняка власть там окончательно захватят бунтовщики. А ведь через год-другой они к вам точно придут и спросят: а что это за компания, лояльная свергнутому королю? И что вы им ответите?

Томас Картрайт нервно сглотнул. Дипломат имел наглость «рисовать» перед ним именно ту картину, которую он опасался.

— Мы же, — продолжил глава Посольского приказа, — предлагаем вам безопасность. Здесь, в России. Ваше подворье, люди, капитал — под защитой царя. Английские корабли? — Ордин — Нащокин отмахнулся. — Оставьте эти угрозы. Ваш флот сейчас занят войной с роялистами, с голландцами, кто его знает, с кем ещё? Ему не до блокады далёкого Архангельска. Да и зачем? Чтобы лишить Россию сукна и железа? Мы найдём их через Речь Посполитую и Швецию. Дороже и сложнее? Да. Но переживём. А вот вы… — он посмотрел на англичанина пристально, — без русской пушнины, без доступа на наш рынок, с подмоченной репутацией в мятежном Лондоне? Что вы переживёте? Разорение? Арест? Забвение?

Глава Московской компании молчал, но его ошарашенное лицо выдавало, что сказанные слова ударили по больному.

— Моё предложение, — чётко произнёс Ордин — Нащокин, — таково. В этом году вы получаете свою комиссию за торговые операции в полном объёме. Как и прежде. Но взамен вы обеспечиваете безопасную поездку и пребывание в Англии нашей торговой делегации. Поможете нам с размещением представительства. Покажете рынок.

— А потом? — хрипло спросил Картрайт.

— Потом, — сказал глава приказа, — Московская компания будет работать на общих основаниях, как и все прочие иноземные и русские купцы. Платить пошлины, честно конкурировать. Но…вас не закроют. Ваше подворье останется. Вы сможете по-прежнему вести дела и сохраните, а может, и увеличите со временем доходы.

Ордин — Нащокин замолчал, ожидая ответа. Он видел, как в глазах англичанина борются страх, расчёт и остатки гордости.

— Вы…вы просто хотите воспользоваться хаосом в моей стране, — прошептал Картрайт и в его голосе уже не было прежней силы, а чувствовалась лишь горечь признания.

Афанасий Лаврентьевич не стал отрицать. Он кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то холодное, почти жестокое.

— Естественно. Разве Англия не сделала того же? Во время Смуты здесь, на Руси? Когда ваши купцы скупали богатства за бесценок, пользуюсь нашей беспомощностью? Это закон торговли и политики, сэр Картрайт. Сильный всегда использует слабость партнеров для своей пользы. Сейчас слаба ваша страна. И слаба ваша позиция здесь. Я предлагаю вам не быть раздавленным, а заработать на этом хаосе вместе. Или… — Ордин-Нащокин развёл руками, — вы потеряете всё. И здесь, и весьма вероятно, в Англии.

Тишина вновь повисла в комнате. За окном кричали торговцы с Варварки, звучал колокольный звон. Жизнь Москвы шла своим чередом, не ведая о маленькой драме в стенах Английского подворья.

Картрайт закрыл глаза, и у него в голове мгновенно пронеслись возможные варианты событий. С одной стороны, пустые склады компании и бунтующая Англия, а с другой, — наглое предложение русского дипломата.

Глава Московской компании открыл глаза, медленно поднялся и протянул руку через стол.

— Хорошо, господин Ордин-Нащокин. Считайте, что мы договорились.

Афанасий Лаврентьевич встал. Его лицо оставалось непроницаемым, но в уголках глаз обозначились лёгкие морщинки, выдающие мягкую улыбку. Он крепко пожал протянутую руку.

— Рад взаимопониманию, сэр Картрайт. Детали обсудим позже. Государь будет доволен вашим благоразумием.

Ордин-Нащокин вышел не оглядываясь. Тяжёлая дверь захлопнулась, а Томас Картрайт остался один в тишине приёмной. Он опустился в кресло и вытер ладонью лоб. Только что Картрайт согласился с отменой привилегий, но, возможно, спас компанию, а может быть, и свою голову. Кто знал, что хаос Английской революции докатится до далёкой Москвы, перевернув всё с ног на голову. Выиграл от этого хаоса пока один человек — хитрющий русский дипломат с холодными глазами. И кто только надоумил этого блаженного царька назначить на должность главы Посольского приказа такую сволочь?

* * *

Весна пришла на Русь неспешно, но ощутимо. Снег, ещё неделю назад лежавший плотным, грязноватым одеялом, теперь съёжился, оставшись лишь в оврагах, да в густой тени лесов. Земля обнажилась, — чёрная, тяжёлая, пропитанная талой водой, — она выглядела отдохнувшей. Повсюду стояли лужи-озера, а реки, сбросившие ледяные оковы, несли свои мутные воды с удвоенной силой.

На высоком берегу Волги, чуть ниже по течению от только что отстроенной деревянной пристани, стоял Алмаз Иванович Чистой. Его кафтан был запачкан глиной по подолу, а сапоги вязли в липкой жиже. Он щурился, вглядываясь в реку, где копошились десятки людей. Его лицо, обычно спокойное, сейчас было напряжено. Руки сжимали свиток с чертежами, но он не смотрел на него. Он смотрел на работу.

«Береговики! Подтянуть верёвки! Левее, левее бревно ведите! Не дать ему в ил уйти!» — кричал десятник, рослый мужчина с лицом, обветренным до красноты. Его голос, хриплый от постоянного ора, перекрывал шум воды и стук топоров. Рабочие, по пояс в ледяной воде, толкали длинными шестами огромное бревно — часть нового сруба для укрепления берега у причала. Холод сводил мышцы, но останавливаться им было нельзя.

— Тяни, братва, дружней! — подхватил молодой рабочий, упираясь плечом в скользкое дерево. — Эх, весна-матушка…Вода ледяная, а работать заставляют!

— Зато не по колено в грязи по большаку (в старину широкая, наезженная, столбовая дорога) ползёшь, как лошадь завязшая! — отозвался сосед, стараясь перехватить шест повыше. — Тут хоть вода течёт, а не стоит. И начальство, гляди, не бьёт батогами зря. — Он кивнул в сторону Чистого.

Алмаз Иванович услышал и подошёл ближе к краю обрыва, стараясь не поскользнуться.

— Как продвигается, Степан? — спросил он десятника.

Тот