Бездарь и домовой - Дмитрий Игоревич Сорокин

— Благодарю за службу! Теперь всем разойтись по могилам, зарыться и бездействовать в ожидании приказаний, — изрек я куда менее зычным голосом, чем хотелось бы, но постарался сопроводить приказ ментальным посылом.

Снова зашуршала земля. А в моих глазах всё плыло и переливалось оттенками красного.

— Однако, уходим, — озабоченно произнес Володя, подставляя мне плечо.

— Стоп. Эликсир, — я попытался залезть за ним в карман, но не смог поднять руку.

Дубровский кивнул, достал пузырек, вытащил пробку и влил эликсир мне в рот. Пустой пузырек с крышкой сыщик убрал в карман.

Прошло всего несколько секунд, но кровавая дымка в глазах рассеялась, я почувствовал прилив сил.

— Если не ошибаюсь в природе этого снадобья, часов через пять свалишься, как убитый, — пообещал Дубровский. — Но пока будем поспешать, хоть и не торопясь. Бегущий или даже стремительно идущий человек в нашей ситуации неизбежно привлечет ненужное внимание. Вперёд.

И мы вальяжно пошли к выходу с кладбища, читая вслух по очереди совершенно не подходящие к ситуации стихи Есенина, Пушкина и Цветаевой, будь она неладна. Нафаня догнал нас у ворот, невидимо скользнув мне на плечо.

— Удачно? — спросил я.

— О, да, — ответил домовой. — Причем, дважды удачно!

* * *

Гоблин Ерема, отсидев в погребе и получив заслуженных розог, всё же вновь был введен в оборот. И вот в воскресный день, выполнив в Калуге несколько мелких поручений Родиона Гордеевича, он решил вознаградить себя разом и за страдания, и за труды — а именно выпить. Как хорошо известно каждому, желающему выпить в густонаселенном городе, лучшее место для этого дела — кладбище: публики мало, и та вся, как правило, спокойная. Поэтому, взяв чекушку и моченое яблоко, Ерема неспеша удалился на Пятницкое, где отыскал уголок потише и приступил к награждению себя, любимого.

Но что-то пошло не так. Во-первых, водка оказалась скверной, и выпилась плохо. Во-вторых, едва Ерема прокашлялся, из-за поворота с дробным топотом на него выбежал отряд живых мертвецов. Грубо столкнув гоблина с дороги, они умчались дальше — ну, и на том спасибо, хоть не сожрали. Но самый ужас случился, когда раздосадованный бедолага, оплакивая разбитую, пусть и дрянную, но такую свою чекушку, выполз на дорогу и поднял голову. Прямо на него, укоризненно качая слоновьей башкой, надвигался проклятый Чандрагупта, приговаривая «Эх, Ерёма, Ерёма!».

Гоблин взвыл и помчался, не разбирая дороги, и бежал, казалось, целую вечность. Какое-то время, вроде, за ним гналась полиция, причем, даже на машинах, но ужас придал бедняге вовсе уж легендарную прыть. Пришел в себя он возле черного фургона с нарисованной белой ладонью, и в одной руке у него была шаурма, а в другой — стаканчик с кофе, а сам Ерёма повторял за незнакомым прежде троллем слова:

— Моя жизнь принадлежит Орде!

— Так-то, брат, я тебя поздравляю, — сказал тролль. — Из Орды выдачи нет, не достанет здесь тебя никакой Чандрагупта! И даже полиция!

Глава 12

Подлинная история Франкенштейна

Едва Нафаня успел гордо поведать о том, что охреневший от страха гоблин утащил за собой полицию (да-да, в сервитуте, оказывается, именно что полиция), явившуюся пресечь кладбищенские безобразия, как индейка-судьба продемонстрировала нам, что расслабляться нельзя вообще никогда. Потому что всего в одном квартале от кладбища мы нос к носу столкнулись с тарусским краеведом господином Никаноровым, которому, как я прекрасно помнил, полагалось в это самое время продолжать сидеть за решёткой в темнице сырой на территории ведомства капитана Копейкина.

— Ба, — удивился я. — Господин Никаноров! Какая встреча!

Глаза краеведа стали едва ли не шире очков, он побледнел, выдохнул приглушённое «ять!», после чего развернулся и бросился наутёк. Мы, разумеется, за ним: я, скорее, рефлекторно, потому что, если кто-то при виде тебя бледнеет и пытается смыться, значит, этому кому-то точно есть, что тебе рассказать. А вот Володя, как выяснилось чуть позже, даже имел предмет для разговора с беглецом.

Гонка вышла недолгой: я под эликсиром-стимулятором, Дубровский — сам по себе бодрый молодой лось в прекрасной форме, так что главной моей заботой в те две минуты, что мы загоняли загадочного интеллигента, было удержать на месте всё ещё спадающие штаны.

Забежав в арку, Никаноров обнаружил, что оказался во дворе-колодце с единственным входом-выходом, и загрустил. Он прижался спиной к стене, окинул нас тоскливым взглядом и, тяжело дыша, предупредил:

— Я ничего не скажу.

— А мы и не спросим, — пожал плечами Дубровский. — Потому что Нешкваркин успел нам всё рассказать до того, как подействовал яд, что вы заправили в климатическую систему его автомобиля.

— Это не я! — заорал краевед. — Это Пеньков! Я не убивал!

— Да ладно, — махнул рукой Володя. — Все знают, что Пеньков и Нешкваркин — друзья не разлей вода и партнеры по жизни. А вот вас, драгоценнейший, ожидает лютая казнь за смертоубийство, да еще совершенное по предварительному сговору группой лиц общественно опасным способом — мало ли, сколько народу могло быть в машине? Уж, как минимум, водитель — это ж чистая случайность, что Афанасий Павлович сам сел за руль. И еще за присвоение чужой магической собственности при обстоятельствах, содержащих потенциальную опасность для населения, кстати. За такое тоже не пряниками кормят.

— Не я! Не я-а-а! — выл Никаноров. — Пеньков, всё он! И хтонь ему была нужна, не мне-е-е…

И, торопясь и захлёбываясь, рассказал нам тарусский интеллигент такое, что захотелось немедленно поднять все кладбища Калуги, и толпами озверелых зомбарей порвать купца Пенькова и подельника его слизняка Никанорова на атомы, ибо это самое меньшее, что заслужили те, кто обрек в своих планах на страшную гибель всё население города Таруса, включая кхазада Отто Бумерзумера, капитана милиции Петра Копейкина и саму дважды великую Марину Цветаеву.

Запихав гнусного интеллигента в какой-то сарай, Дубровский попробовал что-то с ним такое волшебное сделать, но не преуспел.

— Ять, он же нулёвка, сам ведь сказал! — досадливо ругнулся Володя, и двинул краеведа кулаком по кумполу. Тот послушно закатил глаза и осел. Дубровский достал из сумки пару пластиковых стяжек и кляп, и с помощью этих проверенных временем средств надежно нейтрализовал нашу добычу.

— Володя, всё забываю спросить: ты кто по магической специальности? — мне не давали покоя его колдовские пассы.

— Медик, — ответил он.

— А что ж не