Бездарь и домовой - Дмитрий Игоревич Сорокин

— Ну, начнем с того, что я мог тебя взбодрить, конечно. Но не так эффективно. А сам при этом лёг бы там же — я же тоже пустоцвет. А что до эликсира — так домовой его не упёр, а сам сделал. Он ещё и не такое может.

— Нафаня? — удивлённо спросил я.

— Ну, да, сделал, — тихонько признался невидимый домовой с тяжким вздохом.

— Федя, время! — прервал меня Дубровский. — Не забывай, скоро тебя вырубит так, что никаким эликсиром не пробудить. А нам еще купить машину и доехать до Тарусы. А в процессе придется еще это грешное тело из сарая подхватить, чтобы избавить милейшего Петра Сергеевича от нераскрытого убийства.

И мы возобновили путь к гоблинскому логову. Потому что, если в Калуге где и можно за скромные деньги купить способный осилить полторы тысячи верст без поломок мобиль, так это только у гоблинов. Я молча шёл и думал не о том, хватит ли мне пороху добраться до Тарусы, а всё больше о том, что никакого понятия, на самом деле, не имею, что именно представляет собою мой дорогой друг, милый проказник домовой Нафаня.

Машину мы купили классную. Нет, наверное, с точки зрения современного автодизайна это настоящий ужас-ужас, но мне аж на сердце потеплело. Принадлежало это чудо техники к гордой породе внедорожников, называлось внезапно ЗиС, внешне сильно смахивало на обожаемый в земном детстве «козлик» ГАЗ-69, было, в основном, неопределенно-зеленого цвета и возрастом едва ли уступало князю Ромодановскому. Как честно рассказал предводитель ватаги Вулкан, задняя часть кузова превратилась в ржавую бахрому, поэтому была безжалостно удалена, а ее место занял установленный на алюминиевом каркасе тент из клеенки, расписанной оранжевыми квадратами по ярко-синему фону.

Старый добрый двигатель внутреннего сгорания был заменен на магоэлектрический — тоже видавший многие виды, но вполне рабочий. Главное, нам не придется днём с огнём в земщине искать такую редкость, как бензин.

Вся эта красота обошлась мне всего в восемнадцать тысяч денег, и это радовало: по крайней мере, на еду оставшихся средств должно хватить, на первых порах с голоду не помрем, а там придумаем что-нибудь.

Стремительно совершив сделку купли-продажи, зарегистрировали переход права под ближайшей камерой и там же я, Фёдор Иванович Нетин, дал обязательство до 1 сентября вернуться в Калугу для полного документального оформления приобретенного авто. Часики тикали, вредный Нафаня не сознавался, когда меня вырубит, а по местным правилам недооформленным авто мог управлять я, и только я. Оставалось молиться, чтобы устройство автомобилей на Тверди и Земле совпадало. Повезло: отличия, конечно, были, но минимальные. Дальше всё смазалось, как на ускоренном просмотре кино: погрузка Никанорова, стремительный марш-бросок в Тарусу (и я, и Володя сильно удивились скорости, которую смог развить наш живописный рыдван: на прямых участках мы разгоняли его аж до 115 верст в час!), промежуточный финиш в городской милиции, где круто офигели, получив второго Никанорова, при том, что они и первому пока ничего конкретного предъявить не успели. Но все разговоры мы мудро отложили на понедельник, и успели проделать финишный рывок буквально впритык: на пороге дома во мне села батарейка, так что Володе пришлось затаскивать меня волоком.

Утром проснулся — как включился: свежий, полный сил, ничего не болит. Встал, начал одеваться — и понял, что дырками на ремне не спастись: в эти штаны если не еще одного меня запихнуть можно, то три четверти — точно. Значит, по пути на работу — в одёжную лавку. А это новые траты. Но колдовать в обозримом будущем точно больше не стоит, хватит.

— Нафаня? — позвал я.

— Да, хозяин, — проявился он на шкафу.

— Спасибо за эликсир. Я на работу, вернусь вечером. Никуда не уходи, пожалуйста. И это… приберись немножко, что ли?

— Что-то не хочется, вздохнул он. — И, признаться, я в печали.

— Пошалить надо? — понимающе спросил я.

— Ну, да…

— Тогда так. Сгоняй к соседям, только не к тем, что рядом, а напротив, через дорогу. Они хоть противные. Напакости там в меру фантазии, потом — домой, и за уборку, договорились?

— Спасибо, мой добрый сеньор! — обрадовался этот мелкий стервец.

Джинсы я купил аж на четыре размера меньше, чем в прошлый раз. В примерочной насмотрелся на себя в ростовое зеркало, и то, что в нем увидел, весьма понравилось. Всего в своих некромантских неумелых эскападах я похоронил килограммов сорок-пятьдесят веса, и стал наконец походить на нормального, чуть плотного молодого человека, а не на мешок с дурными субстанциями.

— Ваша микстура творит настоящие чудеса: вы таки хорошеете день ото дня! — покачал головой Отто Брунович, приветствуя меня у дверей редакции. — Не спешите внутрь, молодой человек, давайте еще немного подышим этим замечательным свежим воздухом.

Пройдоха-кхазад (а какой кхазад не пройдоха?) заинтриговал, и я позволил себя увлечь на небольшую прогулку.

— Фёдор Иванович, вы мне бесконечно симпатичны, и я уже почти люблю вас как сына, но сейчас я воткну вам нож в спину. Над вашей головой сгустились враждебные вихри, и решительно ничего невозможно поделать!

— А поконкретнее? — я несколько напрягся: если и в редакции во мне распознали некроманта, могут, ничтоже сумняшеся, законопослушно меня сдать в соответствующие органы, и никакой Дубровский не спасёт.

— А поконкретнее состоит в том, — вздохнул бухгалтер, — что людям иногда свойственно иметь племянников. Вот и наш великолепный шеф относится к числу лиц, обремененных племянниками, и ему иногда таки да надо для них что-то делать, причем, хорошее. Один такой племянник только что закончил институт в Переславле-Рязанском, и как раз по специальности «журналистика», и очень сильно попросил своего дядю устроить ему немножко поработать. А дядя его не умеет много чего, но уж деньги считать — это я вам дам, так что вместо чтоб открыть еще одну ставку и сделать вам поработать полегче, он просто взял этого самого племянника в аккурат на ваше тепленькое местечко, о чем порывается немедленно сообщить вам лично. А я вам это все так заранее рассказываю, чтобы сии превратности судьбы не обрушились на вас дамокловым мечом, и было немножко времени подготовиться.

Надеюсь, мой тяжелый вздох этот прощелыга не счёл выдохом облегчения, чем он на самом деле и был. Всё опять устроилось само собой, лучшего