Бездарь и домовой - Дмитрий Игоревич Сорокин

и желать нельзя. Но житейский опыт подсказывает, что избыточная словоохотливость старого кхазада и эта его задушевная прогулка просто-таки кричат о том, что у дражайшего Отто Бруновича рыло в пуху по самую лысину. Но, да и Эру Илуватар ему судья, или кому там молится этот артист погорелого театра.

— Спасибо, любезный Отто Брунович. Кто предупреждён — тот пишет заявление сам, и я очень постараюсь не пролить на ковёр шефа ни единой крокодиловой слезы!

— Крокодиловые слёзы — это еще один волшебный эликсир? — деловито уточнил бухгалтер.

— Да, но, по счастью, он куда дешевле похудательного, — вздохнул я, и пошли мы в редакцию.

В редакции я успел поздороваться, плоско отшутиться на вопрос ответсека о моей худобе, написать заявление по собственному — тут меня и вызвали.

Процедура заняла менее минуты: первым делом я шлёпнул на стол заявление, Начальник Всего Сущего, едва его увидел, натурально просиял, выдал мне приказ на подпись об ознакомлении и пожелал успехов в дальнейшем пути. И всё бы хорошо, но под приказом об увольнении меня лежал второй — о принятии Бумерзумера Фридриха Генриховича на мою должность с завтрашнего дня. У шефа, если что, фамилия была Сытин.

Даже противно не стало — так, чуть грустновато, не более.

Центральным материалом будущего номера (который, строго говоря, уже не моя печаль) должно стать раскрытие всех трагических и драматических событий, имевших в Тарусе место в последние дни. Но это самое раскрытие обещал устроить Володя в кабинете у Копейкина, причем вечером: первая половина дня ему потребовалась, чтобы где-то что-то срочно уточнить. Я, как представитель прессы, обязан был присутствовать. Но это через несколько часов.

А пока… Планировать номер не стану из принципа, пусть ушлые гномы сами его планируют. А вот есть у меня насущная потребность: узнать как можно больше о домовых, и, пока есть доступ к нормальному инфоканалу, грех не воспользоваться. Заодно и время убью.

Ох, сколько ж нам открытий чудных, ять, с-ка, нах, ваще песец! Это я к тому, что прав был тот дядька, который говорил, что во многих знаниях — многие печали, и умножая знания — умножаешь скорбь.

Домовых, как подвида нечистой силы, никогда не существовало. Совсем. Даже во времена Феанора и Элессара Эльфинита. Их начали выдумывать авалонские эльдары приблизительно в первой трети XVIII века вполне себе нашей эры. И, как это свойственно эльдарам, теоретизированиями они не ограничились, и сразу же попытались воплотить придумку.

Маги — если они, конечно, полные волшебники и занимаются магией всерьез — во все времена испытывают одни и те же проблемы. Это и ограниченность, сколько его ни развивай, собственного хранилища маны, и регулярная потребность в различных веществах и ингредиентах, это быстрый доступ к трактатам, справочникам и вообще любой информации, и многое другое. Чтобы решить все магические проблемы разом, авалонцы задумали создать универсальный магический инструмент, который одновременно был бы и самовосполняемым манохранилищем, и библиотекой, и артефактом, подстраивающимся под, теоретически, любую возможную магическую ситуацию. Срочно нужен определенный эликсир? Не вопрос, скармливаем «помощнику» нужное количество пофигу чего, хоть еловых шишек, и через небольшое время путем трансмутации получаем искомое. Нужен ассистент, а довериться некому, или просто под рукой никого? Вот вам готовый ассистент на все руки.

Первые модели, хотя и были значительным прорывом, всей широте запросов одновременно отвечать не умели. Были отдельные ходячие справочники, лаборанты, манососы, добывающие бесценную магическую энергию в непрерывном режиме. «Аптекарей» — трансмутаторов удалось создать только к началу XIX века, и то нередки были случаи, когда что-то шло не так. Как-то вместо смертельной отравы авалонский аэромант с помощью такого помощника заправил тучи над вражеской армией эликсиром всепобеждающей любви, в результате чего сражение под Хартумом очень долго старались замолчать, чтобы не подрывать авторитет различных религий: за столь эпический разврат наказание, по древним писаниям, должно было последовать воистину космического масштаба. Но как-то обошлось.

Объединить все профили в одном теле удалось молодому кхазадскому ученому Виктору Франкенштейну, доктору Гейдельбергского университета. По странному капризу судьбы, в те годы кхазады в целом и молодёжь в особенности увлекались романтизмом и всякой мистикой. Поэтому Франкенштейн поставил себе целью создание не помощника, но полноценного мага, который будет уметь всё на свете и, конечно же, немедленно осчастливит всё разумное население Тверди, после чего наступит сущий рай. Дураком доктор при всём своём идеализме не был, и предохранитель, позволяющий нейтрализовать супермага, в него встроил. Но вызванное им к жизни создание, и в самом деле, крайне могущественное и неприятно умелое, этот момент просчитало, и первым делом надёжно убило собственного создателя, после чего отправилось по городам и странам наносить пользу в особо крупных размерах. Напрочь лишенный морали и эмоций, франкенштейнов монстр косой смерти носился по всей Европе, приводя мир в соответствие с идеалом, как он его понимал. Понадобилось четыре месяца времени и совместные усилия авалонцев, арагонцев и русских, чтобы сперва нейтрализовать, а потом уничтожить это волшебное чудовище. После этого кхазадам под страхом геноцида запретили вести подобные разработки. Гейдельбергский университет на всякий случай снесли до основания.

Но уцелели лабораторные журналы, и наработки злополучного Франкенштейна позволили сделать помощников по-настоящему универсальными. А потом они обрели разум, самостоятельность — хоть и были скованы постулатами, или догмами, послушания, что оберегало мир от нового нашествия идеального мага. И проявился интересный побочный эффект: те помощники, что в момент времени не были загружены магической работой, начинали изнывать от безделья и искать, а чем бы вообще заняться. Большинство находило утешение в нехитрой домашней работе, так что очень скоро их уже стали называть не помощниками, а домовыми.

Так домовые, с помощью высоколобых магов, потихоньку совершенствовались и эволюционировали. Процесс создания этих ходячих артефактов по-прежнему оставался невероятно ресурсозатратным, потому что требовал особого управления магическими эманациями и хтоническими материями одновременно. Поэтому каждый домовой до сих пор стоил, как чугунный мост, и позволить себе такую игрушку могли только очень и очень состоятельные роды. Уже во времена Франкенштейна наличие домового стало признаком высокого статуса его обладателя. И наоборот: чтобы подтвердить статус, нужно было заложить в ломбард последнюю инкунабулу из фамильной библиотеки, но домового непременно приобрести. В Государстве Российском, не в последнюю очередь, благодаря правящей династии, мериться чем-либо не было принято. Но домовые прижились и здесь — прежде всего, сугубо в утилитарных целях, и имеется в виду не прометание паутины по углам.

Очередной прорыв в эволюции домовых произошел совсем недавно, после того, как арагонцы выкрали на Авалоне последние наработки великого ученого-полуэльфа