Бездарь и домовой - Дмитрий Игоревич Сорокин

Глава 14

Как стать аристократом за пять минут

Едва вопящего и впавшего уже в полный бред Никанорова уволокли в камеру, межведомственное совещание закончилось. Цветаева откланялась первой и упорхнула домой, следом, качая головой, ушел задумчивый кхазад. Милиционеры вернулись к текущей работе, а опричники, Дубровский и я задержались на улице у дверей управления на перекур. То есть, это они курили, а меня пока не тянуло.

— Шустро ты это дело размотал, — одобрительно заметил Шереметев.

— Ну, тут, во многом, сыграл фактор везения: не нарвись он на нас в Калуге — кто знает, сколько ещё возиться пришлось бы. Да и по местным делам один эпизод непроясненным остался: кто покрошил снага на пустыре?

— Ой, Володь, прекрати, а? — скривилась Лопухина. — С твоей честной мордой только комедию ломать… На пустыре по сей момент не развеялись следы неслабого магического воздействия с некротическим душком. На расположенном рядом кладбище, на самом краю, лежат от трех до пяти поднятых мертвецов, все в активной фазе. Рядом с тобой стоит недавно инициированный некромант. И что еще ты собрался прояснять?

— Я земский обыватель, — произнес я. — И твердо намерен им и оставаться.

— Да-а? Да что вы такое говорите! А если я, как законопослушная подданная, как офицер опричного полка, сообщу в Сыскной, да и инициирую два дела разом — о применении некромантии в Земщине пустоцветом Ромодановским и о неполном служебном соответствии внештатного консультанта Дубровского, который нелепо отмазывал указанного пустоцвета, прикрываясь доверенностью, выданной старым некромантом князем Ромодановским? Вот тогда — что вы скажете?

— Скажу, что я, пустоцвет Нетин, действовал исключительно в рамках самообороны, — хладнокровно ответил я. — И уверен, что любое расследование это подтвердит. А если в Сыскном не дураки сидят, то маршрут, которым они отправят вас со вторым заявлением, будет зависеть исключительно от степени их воспитанности.

Помолчали.

— Фёдор, — тихо спросила Лопухина. — Вам что, отца совсем-совсем не жалко? Ему же голову отрубят.

Я честно попытался вспомнить князя Ромодановского: мерзкого старикашку, который сперва приказал меня пороть — и меня, на минуточку, запороли насмерть, — потом отвратительно глумился и паясничал за завтраком, а после с пафосным видом лишил меня всего и выставил вон.

— Нет, ничуть не жалко, — ответил я и вдруг понял, что соврал. Князь — дурак и сволочь, конечно, но не на плаху же за это тащить…

Она покачала головой и снова повисла пауза.

У Дубровского зазвонил телефон.

— Да? Добрый вечер, Иван Иванович, — Володя как-то резко подтянулся: видать, начальство. — Да, всё выяснили, все документы есть. Понял, передам. Нет. Нет, господин целовальник, упомянутые вами мысли не имеют отношения к обсуждаемому делу. Никак нет, поэтому уж позвольте оставить их при себе. В остальном полагаю себя вправе действовать в соответствии с понятиями чести и законами Государства Российского. И вам хорошего вечера, Иван Иванович.

— Это ты самого Риковича так жёстко? — неверяще спросил Шереметев.

— Увы и ах, его, отца родного, — вздохнул Володя.

— Да ты крутой мужик, Дубровский! — восхитился ротмистр. — Прими уважение!

— Чего он по делу сказал? — спросила Лопухина.

— Никанорова в слободу везти не надо. Рикович будет завтра к полудню в Калуге, в опричном квартале. Заберет там.

— Ну, бывайте здоровы, господа, — полез прощаться ротмистр. — Авось, свидимся ещё!

— Опять ночевать в гостинице горуправы — это, конечно, предел мечтаний, — закатила глаза Лопухина, и они ушли.

Свидеться нам предстояло уже на следующий день, но никто пока об этом не подозревал.

Мы с Володей тоже распрощались: на утро запланировано бегство из города, а пока мне нужно успеть сбацать свой «дембельский аккорд» для газеты. Справился я с ним быстро, часа за полтора всего, и собрался было домой. Но тут зажужжал смартфон. Посмотрел — «Пульс», так называется здешний мессенджер. Пишет Наташа.

«Добрый вечер! Уже почти вторник, а фотографии вы нам так и не прислали. Плохо получилось?»

«Здравствуйте, Наташа! — написал я в ответ. — Нет, получилось замечательно, просто это я, нехороший человек, забегался и совсем забыл прислать вам обещанное. Немедленно исправляюсь!» — и отправил ей фотографии, заодно и сам их пересмотрел.

И ничего не понял, и сердце забилось, но не от гнева, а от радостного удивления и просто потому, что это же Наташа. Фотографий оказалось гораздо больше, чем я на самом деле снял. Вот они — те несколько кадров на мосту. А перед ними — Наташа. Встревоженная — на пустыре у кладбища. Весёлая — в музее скульптора Заблудовского, когда мы разглядывали скульптурную группу «Репка» в масштабе 10:1, и высота деда там была 50 сантиметров. Я предложил ребятам пофантазировать на тему размеров мышки в оригинальной скульптуре, установленной в одном из парков Ингрии[1].

* * *

[1] Разгадка миниатюрности скульптур Заблудовского кроется в его происхождении: он уроженец Ингрии. А в этом городе, если не знаете, скульптуры живут весьма насыщенной хтонической жизнью. Поэтому чем меньше их размер, тем безопаснее для окружающих.

Вот крупный план: Наташа смотрит на Оку — хотя она ее и так всю жизнь видит, но у нас в Тарусе, верно, какая-то другая Ока, уж больно Наташа мечтательная. Правая рука на груди, глаза чуть прикрыты, губы то ли шепчут что, то ли просто приоткрыты… И еще с дюжину таких снимков. Но их делал не я! Хотя, отметая небывалое, оставляем единственно возможное: есть у меня в хозяйстве одно устройство, могущественное во многих областях сразу — похоже, заодно и в фотосъемке, и в передаче данных. Хотя, видит Бог, мне бы не хотелось считать его устройством! Спасибо, Нафаня…

«С ума сойти, какие снимки! Меня никогда так здорово не снимали! Спасибо большое!»

«Не за что. Доброй ночи, Наташа».

«Доброй ночи, Фёдор Юрьевич. Спокойных снов».

* * *

Ровно в полдень в редакцию «Тарусских вестей» вошли трое: один пожилой, двое молодых, все — в «оливе» без знаков различия, все — усачи.

— Господа, вы к кому? — привстал бдительный охранник.

— К редактору вашему, — махнул издали какой-то «корочкой» пожилой. — Мы ненадолго, не беспокойтесь.

Войдя в редакционный кабинет, пожилой спросил:

— А кто тут у вас редактор будет?

— Я, — несколько