Либеллофобия - Н. Мар

Впереди тяжёлые дни и ночи. Нужно быть максимально собранным. Сосредоточенным. Расшатанный, заторможенный полководец — худшее, что может произойти с его армией. Сон тут не поможет.

Он ответил на последние сообщения, убрал документы со стола, свернул дорогой ковёр и бросил взгляд на портрет Маррады. Такие же тонкие руки и высокие скулы были у Амайи Лау. Такие же серые глаза — у Чиджи.

Бритц выпил ботулатте залпом, чувствуя, как горечь разливается по телу. Дюжина капель — мало в его случае, чтобы поскорей.

Но самое то, чтобы наверняка.

* * *

К полуночи в каюту Ёрля поскреблись. Старик уже собирался спать, но никак не мог уложить себя в постель. Всё бродил и бродил по каюте, будто ожидая чего-то. Но на флагмане было тихо. Мирно. Он ощерил иглы для важности, отпирая. Пришёл видеотехник.

— Вы просили в любое время… — замялся он. — Вот, записи с камер погибшей сколопендры, — отрапортовал он скороговоркой. — Смотреть будете или… уж завтра?

— Раз просил, буду смотреть. Давай сюда.

Ёрль Ёж был раб по происхождению и наёмник по паспорту. Но здесь его знали как того, кто может накричать на рой-маршала, и боялись пуще чумы. Видеотехник сунул файл в колкую лапу и поспешил восвояси. Ёж заперся и запустил видео. Сон стряхнуло мгновенно.

Снова красные коридоры. Ноги-ноги-ноги. Кровь. Дым. Тела. Камера Нюсса запечатлела самое сердце штурма, но Ёрль уже видел всё своими глазами. Он промотал вперёд. Вот Кайнорт отдаёт приказ догнать девчонку. Эмбер. Тьма узких проходов, нырок в какой-то лаз… обгоняет Чуйку… снова красный коридор, и вот она: цель зафиксирована. Бежать… запись дрожит…

Наперерез — мальчишка! Ёрль остановил и начал щёлкать покадрово. Чиджи Лау на пути к Эмбер. Сколопендра бросается ему на шею. И…

Ёж вспотел и остановил запись. Экран залило кровью. Так вот кто на самом деле… Старик, пересиливая ступор, опять защёлкал кадрами. В углу экрана светились приказы: «Нельзя!» — отклонено. «Нюсс, назад!» — отклонено. «Отмена!» — ошибка идентификации. Толчок, карусель и общий план: агония Чиджи. Дуло армалюкса направлено на сколопендру. А после — сигнал гибели системы и чернота.

Кайнорт пытался остановить Нюсса. Это машина убила Чиджи Лау. А Бритц… о, дьявол, он задержался, чтобы прекратить мучения мальчика, и упустил Эмбер.

Ёрль прибыл под конец трагедии.

Комм Бритца был выключен. Полночь, но Ёрль не находил себе места. Он выскочил из каюты и помчался в крыло рой-маршала. На стук никто не отозвался.

— Лимани! — старик разбудил рабыню. — Где минори Бритц?

— У с-себя, — спросонья шчера зябко ёжилась. — Он приказал пиалу для ботулатте… яд отдельно… и сказал, с-свободна… иди спи, сказал. А что?

— Когда! Ну!

— Что когда-то? А, пару часов уж как. Да что такое-то?

Но Ёрль уже бежал обратно к каюте рой-маршала. Два часа назад… Два часа! Он набрал апартаменты Альды, но там Кайнорта не видели с вечернего брифинга. Красавица Маррада чокалась бокалом игристого в компании поклонников.

Ёж постучал в каюту рой-маршала в последний раз. Безрезультатно.

Глава 13

Бежать или прятаться?

«Вот если идти вдоль оврагов, а у последнего свернуть налево, к старому крематорию, то за ним будет сопка, — однажды беззаботно трепался Гу, пока барьяшки сосали воду. — Оттуда видна шапка снега на Вишнёвой горе. Там карминский хуторок есть. День пути всего!..»

День пути. Сколько это? Световой ли день или сутки? Я тогда, конечно, не спросила. И даже не уверена была, что он сказал «налево».

До хуторка не хватило сил. И в своей лучшей форме — сытой, сильной — мне было б не одолеть такого броска. Хорошо ещё, рюкзак не потеряла. После щелчка сколопендры я почему-то с трудом превращалась. И чем дальше, тем хуже. Вот и теперь: тело ворочалось неохотно, хитин то накрывал меня, то соскальзывал. Я пробежала целый час пауком, задохнулась, свалилась в овраг, потом сколько-то протрусила человеком. Но скоро споткнулась и скатилась под сопку. Там посидела, собирая себя в кучку из синяков и нервов. Сердце билось и билось, и билось, как пулемёт. Я сорвала маску, отпила из термоса. Посидела без движения.

А оно всё билось и билось… и билось.

И я плакала, и плакала, и плакала. Сотрясалась от рыданий так, что согрелась, или просто тело отупело к холоду. Я выплакала столько, что испугалась за потерянную влагу, и вместо того, чтобы отпить ещё, подставила лицо грязному ветру и заставила себя перестать. Не для того папа там погиб, чтобы я тут сдохла! Не для того мама и Чиджи…

Я знала о себе кое-что: верный способ не сойти с ума — не вспоминать, не перебирать в памяти. Совсем. Но сердце всё билось, и билось, и билось… Не на жизнь, а на смерть. Сколопендра отстала и потерялась в оврагах. Взобравшись на сопку, я поискала шапку на вершине Вишнёвой горы. И долго не могла понять, отчего не вижу снега, пока не сообразила, что вот же он: чёрный, а не белый. Он был теперь наполовину сажа, а не снег. Под горою в тумане мерцал огонёк фонаря. Карминцы давно перестали таиться и не тушили свет. Хокс насытилась. А Бритц искал только шчеров.

К вечеру голые барханы совсем продуло. Шорох — и я выглядывала сколопендру. Лязг моих же зубов — и дёргалась, как от выстрела. Неподалёку нашёлся сарай. Туда свозили помёт барьяшков, чтобы подсушить и потом лепить из него кирпичики для топки. Деваться было некуда, и я забралась прямо туда. В глаза бил аммиак. Был, правда, и плюс: запах навоза надёжно прятал меня от твари. Я видела её той ночью, пока пялилась сквозь вонь на деревенский фонарь. Сколопендра покрутилась у сарая, пострекала воздух кнутом с фонариком на конце… и как бросится в щель! Так быстро в дерьмо я ещё не забиралась.

Нырнула в помёт, ещё влажный снизу, присыпала макушку, зажмурилась и сидела так. По ощущениям — полжизни сидела. Когда аммиак просочился в потёртый респиратор, пришлось выбраться. Тварь ушла. Она не услыхала, как грохотало сердце в куче навоза. Странно, как по мне, оно трясло весь сарай. Сердце и разбухшее горе на пару могли разнести шаткие стены… Но мне только так казалось. Только мой мир обрушился. Остальной — стоял. Тих и вонюч.

Той ночью я нарочно таращилась на далёкий фонарь. Иначе — мысли. Почему-то я постепенно