Карп в сухой колее. Том 1 - Софья Ленская

Сквозь маску благоговения на лице старого слуги он разглядел презрение. Руки Юн Шэня дрожали, он еле удерживал дверные створки — по ту сторону напирали рослые слуги. Он сжал зубы в попытках увеличить напор. Силы, что вспыхнула в нем подобно пламени, не хватало, но он не собирался терпеть все то, что происходит.

— Так велела великая госпожа, — терпеливо и раздражающе спокойно, растягивая каждый слог, пояснил старый слуга. — Если вам что-то понадобится, этот ничтожный к вашим услугам.

— У меня уже есть личный слуга, — прошипел Юн Шэнь. Руки, старательно удерживавшие двери, заныли от напряжения. — Где Су Эр?

— Ах да, тот негодный мальчишка. Этот ничтожный извиняется за его поведение и недостойное воспитание, больше он вас не побеспокоит. Отныне он будет находиться в услужении у третьего молодого господина, — елейно и угодливо сказал пожилой слуга, но в его маленьких, похожих на поросячьи, темных глазах таилось злорадство.

И тут третий братец успел отметиться!

На этот раз Юн Шэнь не вставил и слова в ответ, его руки ослабли, и деревянные двери с хлопком закрылись. Он успел только рывком убрать пальцы, пока их не задавили тяжелые створки. В тенях, расползающихся по тонкой поверхности рисовой бумаги, которая обтягивала окно, он мог видеть, как двое слуг встали у его двери словно стражники. На пробу Юн Шэнь потянул двери покоев, но те были заперты! Или же крепко удерживались. Он ударил по двери, но лучше не стало, напротив, он с шипением отдернул ушибленный кулак.

Его посадили под замок.

Эта мысль его подкосила. Юн Шэнь осел на пол и закрыл лицо руками, притихнув. Он старался отрешиться от всего, но ничего не получалось.

Ситуация, казалось, не могла стать еще хуже, но каким-то образом стала.

Юн Шэнь судорожно вздохнул, проведя руками вверх, от лица к затылку, и хватаясь за волосы, оттягивая их, пока не ощутил боль. Он продолжал тянуть, пока не стало невыносимо.

Теперь неприятное чувство, преследовавшее его с момента пробуждения в этом клятом теле, шло на пользу, наводя в голове подобие порядка.

Хэ Цисинь пропала, Юн Шэнь понятия не имел, где она. Су Эра тоже не было рядом. Эти два человека, единственные, кто были преданны и готовы следовать за четвертым господином Хэ, единственные, с кем он мог считать себя в безопасности, покинули его. Хэ Циюй остался один.

Трагедия, не так ли? Терпеть дурное отношение семьи, где с ним не считались, будто он что-то незначительное, как грязь из-под ногтей. Скорее всего, для Хэ Циюя это было нормой жизни и тем обращением, которого он заслуживал за свое отвратительное поведение — но при чем здесь Юн Шэнь? Он слишком много сетовал на утрату бессмертия, забыв о главном: не только оно делало его тем, кем он являлся. Гнев кипел в нем, словно в распаленном котле, грозя то и дело выплеснуться наружу. Юн Шэнь даже мог физически ощущать, как это злостное пламя горит в том месте, где в его бессмертном теле было ядро духовных сил.

Он сжал собственное запястье, неостриженные ногти впились в нежную кожу словно иголки. Боль обжигала, но вместе с тем и отрезвляла. Бессмертным привести смятенный разум в порядок помогало совершенствование через музыку или медитации, но смертному телу была доступна лишь боль. Юн Шэнь сжал запястье сильнее. Глаза защипало от невольно подступивших слез. Он сжал губы в плотную линию, но не остановился даже тогда, когда почувствовал, как тонкие струйки теплой крови побежали вниз к ладони.

Юн Шэнь так и просидел, собирая разрозненные мысли, пока солнечный диск не начал утопать за линией горизонта, отдавая последние дневные лучи, бившие точно в окна покоев четвертого господина Хэ. Закатное небо окрасилось в ярко-алый цвет, он расползался по перистым облакам и медленно растворялся в наступающей синеве сумерек. Меньше чем через шичэнь ночная мгла заключит в свои объятия все сущее.

Шел приблизительно конец часа обезьяны[36], начало часа петуха[37]. Обычно в это время на вечернюю трапезу всегда приходила Хэ Цисинь, попутно щебеча о всякой нелепице; иногда вместо нее был Су Эр. В этот раз не пришел никто. Стояла полная тишина, ни звуков шагов, ни разговоров, лишь порывы ветра изредка ударялись о деревянные рамы окон, отдаваясь тихим скрипом, походящим на шепот. Видимо, научить младшего сына семейства Хэ смирению решили не только через домашний арест, но и через голодовку. Впрочем, важно было совсем другое.

Совсем скоро заклинатели отправятся в город.

Старик Сун сказал пойти с ними, но сделать это казалось невозможным. Под рукой, как назло, не было Су Эра, который наверняка помог бы, а сам Юн Шэнь был неспособен сориентироваться в городе. Да что уж там, даже покинуть поместье он не сможет. Он все еще видел тени, стоящие за дверью покоев, неподвижные, как каменные изваяния. Похоже, его и правда не выпустят и не пустят никого к нему.

Юн Шэнь поднялся с пола. От запекшейся крови запястье неприятно зудело, он потер его рукой, сдирая тонкую корку. Это причиняло ощутимое неудобство, и, кажется, небольшие ранки от впивавшихся ногтей снова начали немного кровоточить. Юн Шэню не было до этого дела. Он несколько раз обошел комнату в поисках чего-то необычного, чего раньше не замечал. Чего-то, что могло бы ему хоть как-то помочь в этой ситуации. И не нашел ничего, кроме хлама.

За окном алый закатный свет переменился на бордовый. Темнота подступала все ближе, поглощая небосвод. Сквозь бумажные ставни было видно, как где-то вдалеке слуги уже зажигают вечерние фонари.

Юн Шэнь небрежно сбросил со своих плеч мантию Юэлань. Отчего-то ему стало невыносимо жарко, и она только усугубляла состояние, хотя обычно в покоях было довольно прохладно. Стоило ему встряхнуть накидку, как из рукава вывалился свернутый клочок бумаги.

Ах, точно, послание от Хэ Цимин.

Юн Шэнь успел о нем забыть.

Он нагнулся и поднял записку и уже был готов ее развернуть, как услышал, что окружающую тишину прорезает шорох. Юн Шэнь резко обернулся на необычный звук и огляделся. Все разом стихло. За дверью так же стояли две молчаливые тени, а в этой комнате он совершенно точно был один.

Когда раздался очередной странный шорох, Юн Шэнь уже сидел на краю кровати и готовился развернуть послание. Он невольно смял тонкую бумагу в кулаке. На этот раз звук был отчетливее и продолжительнее и доносился от окна. Он медленно встал и постарался как можно тише приблизиться к окну, когда шорох сменился стуком.

Кто-то определенно был снаружи. Юн Шэнь остановился. Разглядеть силуэт не представлялось возможным. Он приложил ухо к оконной раме. Стук раздался вновь.

— Этот скромный был бы очень признателен, если бы господин Хэ перестал просто смотреть и наконец открыл окно! — раздался натужный шепот по ту сторону.

Юн Шэнь пошарил руками по гладкой лакированной поверхности оконной рамы. Наконец его пальцы нашли, за что зацепиться, и он легко поддел края ставен, приподнимая их. Он провел ладонями выше и точно так же поддел сверху. Сняв ставни, он увидел стоящего с другой стороны Цао Сяошэ. На его губах играла уже привычная легкая улыбка. Кажется, он никогда не снимал ее с лица.

— Что вы здесь делаете?

— Я уже говорил, что буду помогать вам, — пояснил Цао Сяошэ все еще тихим голосом, воровато оглядываясь по сторонам. — Вы же не планировали действительно сидеть тут, пока вас не решат выпустить? У нас мало времени, идемте.

Порыв холодного, уже вечернего ветра обдал его тело, и оно отозвалось крупной дрожью. В руки Юн Шэню Цао Сяошэ сунул темный сверток ткани. Развернув его, Юн Шэнь увидел, что это была мантия довольно грубой выделки.

— Скорее! — шикнул Цао Сяошэ, вид у него был дерганый.

Юн Шэнь не решился испытывать удачу — за прошедший день он убедился в ее отсутствии, — поэтому спешно накинул