Император Пограничья 16 - Евгений И. Астахов

Приговор: пожизненная каторга, конфискация имущества, лишение права на юридическую деятельность пожизненно.

Каждый день приносил новые вердикты. Купец второй гильдии, чья мясная вырезка славилась на весь город, рыдал на скамье подсудимых после того, как в зале показали записи с артефакта. Толпа у здания суда едва не растерзала его при конвоировании. Советник из дворцовой канцелярии, переживший двух князей и знавший все секреты власти, слушал приговор с каменным лицом, но схватился за сердце, когда прозвучали приговор. Расстриженный протоиерей, чьи проповеди о нравственности собирали полный собор, теперь стоял в арестантской робе там, где венчал и отпевал прихожан — митрополит лично провёл обряд отлучения. Начальник таможенной заставы, трое чиновников из Приказов, личный врач покойного Веретинского — один за другим они проходили через залы суда, и с каждым приговором город убеждался: нет таких высот, с которых нельзя упасть, нет таких связей, которые защитят от правосудия.

Приговоры были максимально строгими. Конфискация имущества. Лишение титулов для знати. Пожизненная каторга.

Пожизненная каторга звучала милосердно — на бумаге. На практике же… Я достаточно знал о порядках в рудниках и лесоповалах. Убийцы, грабители и матёрые душегубы — даже среди них существует черта, которую нельзя переступать. Насильники детей долго не живут в бараках. Их душат ночью, режут в бане, забивают кирками на дальних выработках. Конвоиры отворачиваются. Начальство списывает на несчастные случаи. Я не питал иллюзий: большинство осуждённых не доживёт до конца первого года.

Впрочем, не все клиенты оказались добровольными «гостями» этого проклятого приюта. Допросы арестованных организаторов и тщательное изучение улик, в том числе записей с артефактов, вскрыли случаи целенаправленных провокаций, о которых и рассказывал Крылов. Некоторым жертвам подмешивали зелья в напитки, других подвергали ментальному воздействию. Таких оказалось меньше десятка — их не стали арестовывать, а предложили помощь в реабилитации. Остальные прекрасно понимали, на что шли.

Несколько замаравшихся ублюдков, поняв, куда дует ветер уже после ареста директора Общества Призрения, попытались бежать. Один из подозреваемых был перехвачен вместе со своими слугами на заставе у западной границы княжества с саквояжем, набитым деньгами и поддельными документами на чужое имя. Двое купцов успели добраться до Костромы, где князь Щербатов — то ли по глупости, то ли из принципа — отказался их выдать. Ещё один, чиновник средней руки из Посольского приказа, и вовсе исчез бесследно — Коршунов предполагал, что его вывезли люди Гильдии, заметая следы.

Но большинство беглецов далеко не ушли. Крылов знал своё дело и перекрыл дороги ещё до того, как начались массовые аресты, понимая, что крысы побегут с тонущего корабля. Пятерых взяли прямо в каретах на выезде из города. Одного — в собственном поместье, где он прятался в погребе, пока слуги клялись, что барин уехал в Москву по торговым делам.

Попытка бегства добавила каждому из них дополнительный пункт обвинения. Судьи учли это при вынесении приговоров.

Однако Владимир — лишь один город.

Общество Призрения имело филиалы более чем в двадцати городах Содружества. А те, кто пользовался «услугами», были рассеяны по всей стране.

Информацию о преступниках за пределами княжества я передал Коршунову. Родион подхватил процесс на уровне Содружества, задействовав агентурную сеть, которую мы выстраивали последний год.

Одновременно я разослал материалы расследования союзным и не очень князьям: княгине Разумовской в Тверь, князю Голицыну в Москву, князю Оболенскому в Сергиев Посад, князю Тюфякину в Суздаль, Михаилу Посаднику в Великий Новгород, Демидовым в Нижний Новгород, Яковлевым в Мурманск, князю Потёмкину в Смоленск.

К каждому пакету прилагалось требование: провести аресты членов Общества Призрения и их «клиентов» на своих территориях.

Реакция оказалась… разнообразной.

Князь Голицын ответил первым. Дмитрий Валерьянович писал сухо, по-деловому, но между строк читалось одобрение. В Москве уже начались аресты. Голицын понимал, что Общество Призрения представляет угрозу для всех, и действовал решительно. Тем более, что штаб-квартира Гильдии Целителей находилась именно в этом Бастионе.

Княгиня Разумовская из Твери отреагировала схоже. Ярослава рассказала мне, что её подруга лично возглавила расследование тверского филиала Общества — и нашла там вещи, от которых у закалённых следователей волосы вставали дыбом.

Князь Оболенский из Сергиева Посада прислал короткое подтверждение: аресты проведены, суды назначены.

Савва Акинфиевич Демидов из Нижнего Новгорода — человек, с которым мы нашли общий язык после того, как он устранил собственного брата и занял его место в Палате Промышленников — отреагировал быстро и деловито. Через два дня после получения материалов пришло короткое письмо: аресты проведены, нижегородский филиал Общества ликвидирован, трое «клиентов» из местной знати уже дают показания. Как показало наше прошлое взаимодействие, Савва был прагматиком до мозга костей — он понимал, что покрывать подобную мерзость означает подставлять под удар собственную репутацию. А репутация для главы Палаты Промышленников стоила дороже любых связей с Гильдией.

А вот дальше начались сложности.

Князь Потёмкин из Смоленска ответил уклончиво. Формально он выразил обеспокоенность и пообещал «тщательно изучить материалы». На практике — тянул время. Я знал почему: Потёмкин был мастером манипуляций, и часть «клиентов» в Смоленске наверняка оказалась его собственными агентами влияния. Разоблачение било по его сети.

Несколько княжеств, с которыми у меня до этого не было контактов, — Муром, Кострома, Ярославль, Рязань — прислали формальные отписки. Князь Терехов из Мурома даже имел наглость заявить, что «не потерпит вмешательства во внутренние дела княжества». Это было ожидаемо, учитывая, как я с отрядом бойцов зачистил его шарашки.

Часть «клиентов» оказалась влиятельными людьми. Очень влиятельными. Аресты грозили политическим кризисом. Но для меня это не было аргументом.

Если князья не желали действовать добровольно — что ж, я заставлю их.

В середине апреля я отдал приказ опубликовать списки «клиентов» Общества Призрения в газетах и Эфирнете. Все имена. Все должности. Все доказательства.

Материалы преступной схемы — как она работала, кто стоял за ней, как использовались дети — были изложены подробно, с документами и свидетельскими показаниями. Я не щадил никого: ни бояр, ни купцов, ни чиновников, ни священников.

Эффект оказался подобен взрыву бочки с порохом.

Газеты расхватывали ещё до того, как типографская краска успевала высохнуть. Эфирнет гудел. Люди требовали ответов от своих правителей. Почему этих тварей не арестовали раньше? Почему они ходили на свободе? Кто их покрывал?

Князья, которые пытались замалчивать ситуацию, оказались в ловушке. Игнорировать общественное возмущение было невозможно. По всему Содружеству начались отставки и аресты — те, кого защищали связи и деньги, теперь оказывались на скамье подсудимых под давлением собственных