Император Пограничья 16 - Евгений И. Астахов

Искренность. Наконец-то.

Его слова имели привкус правды — той горькой правды, которую не выдумаешь. Проклятые роды существовали во все времена. Семьи, несущие клеймо за грехи предков, которых никогда не видели. В моей прежней жизни я встречал таких — потомков изменников, чьи имена стали синонимом предательства. Некоторые из них оказывались самыми верными слугами, потому что отчаянно хотели доказать, что они — не их предки.

Если Чернышёв не солгал, передо мной сидел человек, загнанный в угол обстоятельствами, которые он не выбирал. Такие люди либо ломаются, либо становятся чем-то большим, чем были.

Впрочем, была ещё одна деталь, которую я едва не упустил. Его первоначальная просьба — вернуть город. Настолько дикая, настолько заведомо невыполнимая, что…

Я чуть не рассмеялся, когда понял.

Это была проверка. Глеб хотел увидеть, что за человек сидит перед ним. Начну ли я кричать? Прикажу ли страже вышвырнуть наглеца? Оскорблюсь ли, как оскорбился бы любой местный князёк, услышав подобную дерзость от нищего просителя, или спокойно выслушаю?

Он выбирал себе господина. И хотел убедиться, что не ошибётся.

Но доверять одним лишь словам я давно разучился.

— Боюсь, меня ждут срочные дела, — сказал я, поднимаясь. — Давайте возьмём паузу. Приходите завтра к трём, продолжим наш разговор.

Он не стал спрашивать почему. Умный человек — понял, что ночь нужна мне не для размышлений, а для проверки его слов.

Коршунов не подвёл. К утру на моём столе лежало полное досье.

Глеб Аристархович Чернышёв, сорок пять лет. Род обеднел три поколения назад — ещё прадед промотал остатки состояния. Живёт в съёмной квартире в Твери, а не в «скромном доме на окраине», как утверждал. Последние деньги потратил на дорогу и приличную одежду для визита ко мне. Юридических оснований для претензий нет — это подтвердил Стремянников-старший.

Но было и другое. Человек, которого Родион нашёл в Твери — бывший компаньон по торговле — отзывался о Глебе хорошо. Честен, надёжен, держит слово. Когда их общее дело разорилось, Чернышёв мог сбежать с остатками капитала, но вместо этого честно разделил убытки. А ещё — и это заинтересовало меня больше всего — три года он управлял торговой лавкой в Твери. Начал с должности простого приказчика, за год поднялся до управляющего. Лавка процветала, пока купец не разорился по причинам, не связанным с работой Глеба.

Не запятнан. Не связан с моими врагами. Имеет управленческий опыт. Такой человек всегда пригодится…

* * *

На следующий день Чернышёв явился ровно в три. Вид у него был измученный — видимо, ночь провёл без сна, гадая о своей судьбе.

— Присаживайтесь, — я указал на кресло. — Город я вам не отдам. Но вот что могу предложить: должность в администрации острога. Пойдёте управляющим к воеводе, возьмёте на себя административные и хозяйственные вопросы, покажете в деле собственную управленческую компетенцию. Туда вскоре приедет большое количество переселенцев. Нужно позаботиться, чтобы им было, где жить и работать.

По сути, он получит ту же должность, которую в Угрюме занимает Захар.

— Назначу вам жалованье, дам жильё для семьи. Взамен — ваши знания, ваша работа и ваша лояльность, — я помолчал, давая словам осесть. — Быть может, когда-нибудь вы возглавите Гаврилов Посад, как и мечтали. Мои амбиции простираются за пределы имеющихся земель, и мне будут нужны верные люди.

Глеб вскинул голову. В его глазах мелькнуло что-то похожее на надежду, но он быстро взял себя в руки.

— Благодарю, Ваша Светлость, — он помолчал, явно подбирая слова. — Могу ли я узнать условия? У меня семья, и я должен понимать, смогу ли обеспечить детям достойное будущее.

— Пятьдесят рублей в месяц.

— Семьдесят, — он выпрямился, и я увидел в нём остатки аристократической гордости. — У меня двое детей, Ваша Светлость. Им нужно качественное образование.

Я едва не усмехнулся. Обедневший дворянин торгуется за каждый рубль — но торгуется достойно, не униженно.

— Шестьдесят. И обучение детей за счёт казны, когда в остроге откроется школа.

Чернышёв помолчал, потом кивнул.

— Я согласен.

Он поднялся, и я увидел, как расправились его плечи. Словно груз, давивший годами, наконец начал отступать. А потом Глеб сделал то, чего я не ожидал — опустился на одно колено.

— Я, Глеб Аристархович Чернышёв, — голос его окреп, — клянусь верно служить князю Прохору Игнатьевичу Платонову. Клянусь исполнять его волю, хранить его тайны и защищать его интересы. Да будет свидетелем моя честь и память моих предков.

Не формальная присяга чиновника начальнику. Настоящая — та, что приносили вассалы сюзеренам в старые времена. Он понимал, кому служит, и выбрал древний ритуал сознательно.

Я шагнул к нему и положил руку на его плечо.

— Принимаю вашу клятву, Глеб Аристархович. Служите верно, и род Чернышёвых обретёт новую славу.

Когда за ним закрылась дверь, я ещё долго стоял у окна, глядя на вечерний Владимир.

Враг, которого можно просто перекупить — плохой союзник. Он продаст тебя тому, кто заплатит больше. Но человек, которому дали шанс после безнадёги, когда он уже смирился с тем, что жизнь кончена — такой человек может стать самым верным из всех. Потому что он помнит темноту, из которой его вытащили. И знает цену протянутой руке.

Чернышёв не был идеальным кандидатом, но он был честен, имел нужный опыт и не был связан ни с одним владимирским родом. В Гавриловом Посаде мне нужен именно такой человек — тот, кто обязан всем лично мне.

Молчанов станет отличным воеводой, но он солдат, а не администратор. Ему нужен кто-то, кто возьмёт на себя хозяйственную рутину: расселение переселенцев, распределение земли, учёт ресурсов, разрешение споров. Чернышёв имел опыт управления лавкой — значит, умел считать, планировать, организовывать людей. А его фамилия… что ж, потомок древних правителей, восстанавливающий родовой город под моим началом — это история, которая сама себя рассказывает.

* * *

На следующий день я стоял на холме у восточной окраины Угрюма, наблюдая за муравейником строительства внизу. Правительственный квартал рос на глазах — там, где ещё в январе расстилалось заснеженное поле, теперь возвышались каменные остовы будущих зданий Приказов. Активно трудились геоманты, поднимая блоки тёсаного камня. Сотни рабочих копошились на лесах, перекрикивались десятники, стучали молотки, визжали пилы.

Фон Штайнер сделал, как он и настаивал, парадные здания возводились из настоящего камня, с колоннами, пилястрами и фронтонами. Главное здание Казначейского приказа уже обрело узнаваемые очертания: массивный портик с шестью колоннами, широкая лестница, высокие окна. Рядом поднимались стены Военного