Император Пограничья 16 - Евгений И. Астахов

Виссарион Борисович Соколовский медленно провёл пальцами, унизанными перстнями с драгоценными камнями, по шершавой поверхности стола. Его седовласая голова была склонена над разложенными бумагами, аристократические черты лица выражали холодную сосредоточенность.

— Итак, господа, — начал Верховный целитель, не поднимая взгляда, — полагаю, все вы осведомлены о масштабах катастрофы, которую нам устроил князь Платонов.

Он намеренно использовал титул — после восшествия на владимирский престол их противник уже не был безродным выскочкой. Это признание далось тяжело, но реальность следовало принимать такой, какова она есть.

— Катастрофа — это ещё мягко сказано, — мрачно заметил Шереметьев, грузный мужчина в сером пиджаке. Его обычно невозмутимое лицо было бледнее обычного. — Во Владимире арестовано всё руководство Общества Призрения. Директор главного приюта и казначей повешены за государственную измену. Семнадцать постоянных клиентов на каторге, включая четырёх членов Боярской думы.

— Тверь, Москва, Сергиев Посад, Нижний Новгород, — сухо перечислил Одоевский, поглаживая козлиную бородку. — Везде аресты, обыски, конфискации. Наши филиалы Фонда Добродетели закрыты. Общество Призрения официально объявлено преступной организацией на территории Владимира, Твери и Сергиева Посада. Газеты захлёбываются от восторга — «великая чистка», «торжество справедливости». А мы даже не можем ответить, потому что любая попытка защитить себя публично лишь привлечёт больше внимания.

— В Москве мы едва избежали полного провала, — добавила графиня Долгорукова, нервно поправляя высокий воротник тёмно-фиолетового платья. В её обычно надменном голосе звучало нечто похожее на страх. — Директор московского приюта успел вывезти детей за два часа до появления полиции — под предлогом отправки в загородный санаторий на лечение.

— Два часа… — многозначительно повторил Соколовский. — Кто предупредил?

— Наш человек в канцелярии князя Голицына, — ответила графиня. — Писарь в Сыскном приказе. Увидел ордер на обыск и успел передать весточку.

— Писарь, — Верховный целитель поднял бровь. — Наша безопасность зависела от какого-то писаря?

— От мелкого чиновника, которому мы платим сто рублей в месяц, — уточнила Долгорукова, и её голос дрогнул. — Если бы он заболел в тот день, или опоздал на службу, или просто решил промолчать…

— То полиция Голицына получила бы артефакты записи с компроматом на десятки московских бояр и чиновников из дюжины Приказов, — закончил Скуратов-Бельский, стоявший у окна. Невзрачный мужчина с бесцветными глазами говорил ровно, почти безучастно. — Плюс живых свидетелей. Плюс документы, которые директор не успел бы уничтожить.

— Дети сейчас в имении под Тулой, — добавила Долгорукова. — Но это временное решение. Рано или поздно придётся их… переместить.

Никто не стал уточнять, что именно означало это «переместить». Некоторые вещи лучше не произносить вслух.

— Сколько людей мы потеряли? — спросил Соколовский.

— Арестовано более сотни сотрудников по всему Содружеству, — ответил Шереметьев, сверяясь с записями. — Около тридцати уже дали показания. Казначей Общества во Владимире сохранил переписку, указывающую на Ефима Горчакова как координатора региона.

При упоминании этого имени воздух в кабинете, казалось, сгустился. Несколько членов совета обменялись тревожными взглядами.

— Горчаков, — медленно произнёс Соколовский. — Где он сейчас?

— Скрывается, — ответил Скуратов. — Разведка Платонова его разыскивает. Тайная служба князя бросила на это значительные силы.

— Если они его найдут… — начала Долгорукова.

— Когда они его найдут, и когда он заговорит, — перебил Скуратов, — нити поведут напрямую к этому столу. Горчаков знает слишком много. Он встречался со мной, Ваше превосходительство. Дважды.

Верховный целитель промолчал, но его пальцы сжались в кулак.

— Нужно найти его первыми, — сказал он наконец, — и сделать так, чтобы он замолчал навсегда.

— Работаем над этим, — кивнул Скуратов. — Но гарантий нет. Ефим Сергеевич — не глуп. Он прекрасно понимает, что его ждёт, и потому избегает нас…

Неклюдов, молодой человек в круглых очках, нервно заёрзал в кресле.

— А что делать с нашими исследованиями? — его голос был выше обычного. — Владимирская лаборатория уничтожена. Тверская эвакуирована. Западное крыло в Рязани придётся законсервировать. Мы потеряли месяцы работы, ценнейшие образцы, оборудование на сотни тысяч рублей!

— И подопытных, — добавил Скуратов с едва заметной усмешкой.

— Да, и подопытных! — Неклюдов раздражённо вскинул руки. — Тридцать пять человек из владимирской базы теперь работают на Платонова! Включая Марию Вдовину с её Талантом Алхимического резонанса! Я уже говорил — она могла бы продвинуть наши разработки на годы вперёд! А теперь этот бесценный актив…

— … работает на врага, мы помним, — устало перебил Шереметьев. — Вы повторяете это на каждом совете последние полгода.

— Потому что никто не понёс ответственности! — учёный ткнул пальцем в сторону Долгоруковой. — Начальник базы Борисов украл бюджет на импланты, и мы потеряли всех свидетелей! А кто его рекрутировал?

— О, опять!.. — графиня закатила глаза с демонстративной усталостью. — Ну сколько можно уже, Семён Венедиктович? Борисов мёртв. Я признала ошибку. Что ещё вы хотите услышать?

— Признали, но выводов не сделали, — не унимался Неклюдов.

— Господа, — Шереметьев поднял руку, — мы уже трижды разбирали историю с Борисовым. Виновные определены, меры приняты. Давайте не будем ходить по кругу и перейдём к тому, кто действительно виноват в нашем нынешнем положении.

Он повернулся к пустому креслу Железнова.

— «Через месяц маркграф Платонов станет просто неприятным воспоминанием», — процитировал грузный мужчина. — Это были его слова. На этом самом месте. Он бил себя кулаком в грудь и клялся, что лично проследит за операцией.

— Железнов мёртв и уже не сможет ответить за свой провал, — ровным голосом произнёс Скуратов.

— Погиб, как дурак, под стенами Угрюма вместе со своими «непобедимыми» бойцами, — язвительно добавил Одоевский.

— И напомню, мы потеряли три десятка усиленных солдат, — Скуратов отвернулся от окна. — Каждого готовили три-четыре года. Каждый стоил как небольшая деревня — снаряжение из Реликтовых материалов, алхимические улучшения, специальные тренировки. Общие потери — около полумиллиона рублей. И это не считая самого Железнова.

В кабинете повисла тяжёлая тишина.

— Плюс патриарх Воронцов, — продолжил Скуратов. — Наш ключевой союзник во Владимире. Убит в бою. Весь клан Воронцовых теперь либо мёртв, либо лоялен Платонову. Сабуров казнён как узурпатор. Армия княжества — та самая армия, которую мы усиливали своими бойцами и химерами — полностью разгромлена. Это был наш последний шанс уничтожить Платонова чужими руками, и мы его бездарно профукали.

— Железнов был самоуверенным идиотом! — вспыхнула Долгорукова. — Он лез напролом, игнорируя предупреждения!

— Напомню, — Скуратов повернулся к ней, и в его бесцветных глазах мелькнуло что-то холодное, — что именно вы, Маргарита Павловна, поддержали его план на том совете. «Ратмир Софронович знает своё дело», — процитировал он. — «Пора действовать решительно, а не отсиживаться в тени». Ваши слова, голубушка. Именно ваши…

Графиня открыла рот и закрыла. Её лицо пошло красными пятнами.

— Я… это было общее решение совета!

— Которое я не поддержал, — Скуратов