Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

class="p1">Нона с удовольствием взяла поводок Лапши, а Лапша обрадовалась еще сильнее: она даже немного помахала хвостом. Она очень хорошо чувствовала эмоции. Нона думала, что они с Лапшой чем-то похожи, за исключением того, что, к сожалению, у нее не было никаких дополнительных конечностей. Нона с Табаско натянули куртки и застегнули рукава в раздевалке, Нона пристегнула поводок к ошейнику Лапши и повела ее вниз по прохладной и тихой черной лестнице. Спустившись на этаж, она сказала:

– Камилла не пришла за мной.

– Оставайся у меня, если не придет, – предложила Табаско.

Эта мысль здорово напугала Нону, которая никогда не спала отдельно от Камиллы.

Думая о ней, Нона ощущала тоску. Она надеялась, что Табаско скажет что-нибудь сочувственное или понимающее вроде: «Не бойся, я с тобой», но Табаско была немного похожа на Кэм. Если ты приходила к ней с проблемой, она начинала ее решать. Нона не знала, что сказать, поэтому выпалила:

– Ты скрестила пальцы, когда обещала Ангелу.

– Не хотела лгать. Мало ли что. Вдруг это станет ложью.

– Ты всегда слушаешься Ангела.

– Не-а. Я всегда держу данные ей обещания. На этот раз я ничего не обещала.

Нона подумала о Паламеде и сказала:

– Ты нарушаешь дух закона, даже если соблюдаешь букву.

– Чего?

– Это означает, что даже если технически ты не нарушаешь правила, на самом деле ты все равно их нарушаешь, в душе.

– И что?

Нона понятия не имела, что можно ответить на «и что?». К этому моменту они уже спустились, и Табаско внимательно разглядывала пыльный бетонный двор, куда Нона так часто водила Лапшу в туалет во время обеда, сквозь стеклянные двери, в которые так недавно ворвались Нона с Короной.

Красный свет все еще мигал над двойными дверями, а это означало, что они заперты. Нона в поисках способа отговорить Табаско сказала:

– Ты говорила, что Ангел приехала на грузовике с решеткой.

– Да. Никогда раньше не видела, чтобы она приезжала на машине. Пошли, все чисто.

Они открыли тяжелые двери, и из них ударила жара, как и всегда. Одежда сразу стала мокрой. Было уже позднее, чем привыкла Нона, но было не просто жарко – эта жара охватила все тело, даже под волосами, и Нона вздрогнула под курткой. Нона опустилась на колени, чтобы отстегнуть поводок, и Лапша с достоинством скрылась из виду, чтобы сделать свои дела за разбитой каменной плитой. Они молча смотрели на нее.

– Что же, значит, за Ангелом присматривают и нам не стоит волноваться? – сказала Нона через некоторое время.

Табаско не выглядела так уж уверенно.

– Ее водитель остановил машину, и оттуда кто-то вышел, когда Ангел уже ушла в школу, – сказала Табаско, – проверил дверные проемы. Оба здания напротив. И переулки. Профессионал.

Нона была очарована.

– Может, Ангел очень богатая и важная?

– Она уязвимая. Из-за нас. Мы должны обеспечить ее безопасность. Особенно сейчас.

– Из-за… войны?

– Из-за войны.

Лапша вернулась и принялась важно разгребать землю самыми задними лапами. Потом потянулась всем телом, так что средняя пара лап, предназначенная для деревьев, дотянулась до груди. И наконец, мило зевнула, чтобы показать, что она на все готова. Табаско и Нона некоторое время чесали ее под ошейником и у основания хвоста, а потом Нона снова пристегнула поводок. Когда они вернулись в холл, Нона заметила, что Табаско задержалась, глядя на улицу сквозь заляпанное стекло. Нона пошла по лестнице, но тут Табаско сказала:

– Подожди.

Нона ждала. Лапша тоже.

– Скоро начнется выступление, – сказала Табаско.

Даже если бы Нона не была Ноной, она все равно поняла бы, что значит упрямое движение плеч Табаско и напряженные руки. Она вся развернулась к улице, как будто ее туда тянуло.

– Но Ангел не будет знать, куда мы делись, – уклончиво сказала Нона.

– Напиши записку и отдай Лапше, она умная.

Нона пришла в восторг от самой идеи передать записку через Лапшу и пожалела, что им раньше не пришла в голову мысль оставлять сообщения для Ангела или кого-то еще, – но ей очень не нравилось, что такое открытие было сделано в этих обстоятельствах.

– Но я не умею писать, – возразила она.

– Я умею. Ну, достаточно для этого.

– Но, Табаско, Ангел перестанет нам доверять…

– Агенты и не должны тебе доверять, – возразила Табаско, и это прозвучало очень убедительно, очень по-взрослому, очень профессионально и очень похоже на Пирру. Нона так напугалась, что даже не спросила, откуда вдруг взялся агент.

– Я пойду одна, раз ты не хочешь.

– Я помощница учительницы. Моя работа – за тобой присматривать.

– Ну так и присматривай, если не боишься.

– Я ничего не боюсь, – солгала Нона, но настойчиво добавила: – Только смотри, чтобы я не пострадала.

Табаско только выразительно пожала плечами, мол, я и не собиралась, и Ноне захотелось найти слова, чтобы все ей объяснить, но все происходило слишком быстро.

– Даже от солнечного ожога или там пыльной бури, – беспомощно сказала она, но Табаско ее проигнорировала. Она копалась в том, что когда-то было стойкой ресепшен, нашла обрывок бумаги и ручку и проверила, не высохли ли чернила. Потом начала старательно выводить печатные буквы. Это заняло у нее столько времени, что Нона понадеялась, что Ангел их хватится, спустится и помешает их плану, но этого не случилось. Табаско опустилась на колени рядом с собакой, сунула записку за ошейник так, чтобы она не выпала, отстегнула поводок и повесила его в холле. Нона искренне понадеялась, что Ангел найдет записку.

– Лапша, – скомандовала Табаско, – иди наверх.

Лапша посмотрела на Табаско с выражением, с которым хотела бы посмотреть на нее сама Нона. Что-то типа: «А ты почему со мной не идешь? Глупая?» Но Табаско повторила:

– Иди наверх. – И Лапша немного повиляла хвостом, повернулась и полезла по лестнице.

– Пошли.

Нона и Табаско приготовились открывать двери. Табаско держала замок, а Нона толкнула дверь – это была тяжеленная противопожарная дверь, и ей пришлось приложить усилия, хотя Корона пронеслась сквозь нее, как будто это была завеса из перышек. Табаско выскочила за ней. Дверь за их спинами щелкнула, закрываясь.

– Надень капюшон, – велела Табаско, – побежали!

Схватила Нону за руку и понеслась по улице, как отрикошетившая пуля. Ноне оставалось только держаться рядом с ней. Сердце ее колотилось, и она сожалела обо всех решениях, которые привели ее к этому. А потом она строго велела себе прекратить. Если она собиралась что-то сделать, значит, она могла это сделать. Ее мучило смутное ощущение, что, если ты предан делу, ты должен делать это до конца. Кто это сказал ей? Кто ее этому научил? «Если ты в деле, – сказал голос у нее в голове, – ты в деле. Это тебе не шуточки».