Ямада будет спорить - Марина Сергеевна Комарова

Окадзава не сразу отвечает, и я уже готова продолжить, как вдруг замечаю, что он морщится от боли. Его лицо бледнеет, и он одной рукой придерживает бок, где, судя по всему, пришлось больше всего ударов. Моё раздражение внезапно сменяется тревогой.

– У вас есть аптечка? – неожиданно для самой себя спрашиваю, сбавив тон.

Окадзава пытается скрыть боль, но его движения всё равно выдают слабость. Он кивком показывает в сторону тёмного коридора, а затем тяжело опускается на старый диванчик.

Словно по волшебству, в этот момент в дверном проёме появляется водитель. Здоровый, как лось. Я рядом с ним как тростиночка.

В руках водителя аптечка. Подслушивал? Или же и без нас знает, что делать?

Он молча протягивает её Окадзаве, и я замечаю, что тлеющие, как угли, глаза сверкают на мгновение, прежде чем он снова отходит в сторону.

Окадзава берёт аптечку и, открыв её, вытаскивает бинты и антисептики. Он, кажется, собирается сам заняться своей раной, но я останавливаю его, в глазах всё ещё мерцает беспокойство.

– Давайте мне, я… помогу, – говорю, пытаясь найти хоть какое-то ощущение контроля в этой безумной ситуации.

Окадзава молча передаёт мне бинты, его взгляд, в котором читается смесь удивления и благодарности, ловит мой. Он не привык принимать помощь, это видно, но сейчас глупо от неё отказываться.

Помогаю ему снять рубашку, затолкав подальше неловкость. В обычной ситуации я бы не согласилась на такое, но сейчас всё иначе. Мои руки немного дрожат, когда расстёгиваю пуговицы, стараясь не смотреть ему в глаза.

По двум причинам. Первая – я не врач, если там всё плохо, то смогу сделать лишь что-то примитивное. Вторая – что своих начальников раньше не раздевала. Всё бывает в первый раз?

Когда рубашка сползает с плеч, я невольно замираю, уставившись на торс.

Ничего себе! Прямо как из женских журналов! Мышцы под кожей чётко очерчены, каждая линия словно высечена скульптором. Крепкие, но в то же время гибкие, они выглядят совершенно не так, как я представляла, зная Окадзаву лишь в его привычном офисном костюме. Я даже не думала, что под этими деловыми пиджаками может скрываться такое. Это вообще законно?

Поймав себя на этих мыслях, быстро отвожу взгляд, чувствуя, как щёки начинают слегка гореть от смущения.

Осторожно беру ватный диск с антисептиком и начинаю аккуратно стирать кровь с тела. Раны выглядят довольно серьёзно, кожа вокруг них порвана, и мне приходится быть максимально осторожной, чтобы не усугубить ситуацию.

При этом такое чувство, что они скорее от когтей, чем от кулаков.

Но в то же время есть ощущение, что всё должно было выглядеть намного хуже, чем я вижу. Странное зрелище, будто заживление идёт куда быстрее, чем обычно. Кровь, которая до этого сочилась из порезов, теперь начинает подсыхать, и сами раны постепенно уменьшаются.

Прижимаю бинт к одной из ран и удивлённо моргаю. Лучше. Действительно лучше! Это не может быть нормальным! Они заживают на глазах, и чувство, что я наблюдаю за чем-то сверхъестественным, не оставляет меня.

Окадзава, несмотря на боль, не издаёт ни звука. Лицо остаётся спокойным и сосредоточенным, даже когда я продолжаю обрабатывать раны. Его кожа, на которую я смотрю, кажется слишком идеальной для того, чтобы быть реальной.

Но через секунду вздрагиваю от его шипения и извиняюсь, пытаясь быть как можно более осторожной.

– Сумимасен.

– Всё нормально.

Он кидает на меня взгляд и говорит, что не стоит волноваться.

Ну да, давай, играй в героя.

Я аккуратно наматываю бинты, стараясь не причинить ему больше боли, чем это необходимо. Кажется, вскоре перестану удивляться всему на свете.

Несмотря на моё смятение, я остаюсь сосредоточенной. Завершаю обработку последней раны и внимательно осматриваю результат. Окадзава, заметив мои усилия, кивает в знак одобрения. Его дыхание стало ровнее, и он выглядит менее напряжённым, чем до этого. В глазах мелькает благодарность, но также и непередаваемое чувство внутренней силы и самоконтроля, которое трудно игнорировать.

Когда я всё убираю и защёлкиваю аптечку, он потягивается, и, несмотря на боль, в его движениях есть некая грация. Взгляд становится более мягким, и он почти что улыбается, когда говорит:

– Спасибо, Ямада. Это действительно помогло.

В этот момент водитель заглядывает в комнату и присвистывает, глядя на нас с лёгким удивлением.

– Не теряете времени, похоже, – замечает он. Его глаза выглядят вполне обычными, без каких-либо тлеющих огоньков, которые были видны в зеркале заднего вида.

Обычный мужчина, просто внушительный со всех сторон.

Я чувствую, как краснею от смущения, осознавая, что всё это время, пока заботилась о ранах Окадзавы, он смотрел на нас с любопытством. При этом весьма неоднозначным. Окадзава же, заметив моё смущение, только цыкает на водителя, как бы заставляя его избавиться от наблюдательности. Затем поворачивается ко мне с расслабленным выражением лица и говорит:

– Найди что-нибудь поесть. Обед давно прошёл, а беготня по ночным улицам не способствует сытости.

– И мордобой, – бормочу я.

Водитель кидает на нас быстрый взгляд, который можно было бы интерпретировать как насмешливый, но тут же уходит. Деревянные шторы-колотушки вместо двери громко ударяются друг о дружку. Несмотря на всё произошедшее, кажется, что нам ещё предстоит долгий вечер.

Окадзава собирается что-то сказать, но тут на улице раздаются голоса. Наш водитель и кто?

Окадзава хмурится, его лицо становится серьёзным, и он говорит мне:

– Никуда не рыпайся. Я скоро вернусь.

Грубиян. А до этого был такой вежливый. Козёл. Но так даже привычнее.

После этих слов он выходит, оставляя меня одну. Я остаюсь в полной тишине, только изредка слышится глухое бормотание с улицы. В комнате, несмотря на немного улучшившуюся обстановку, царит странное ощущение противного ожидания.

Моё сердце бешено колотится. Множество вопросов вертится в голове, и я не могу избавиться от чувства тревоги. Почему водитель разговаривает с кем-то на улице? Почему в таких условиях это кажется важным? А главное, что всё это значит?

Я окидываю комнату взглядом, осматривая каждый угол. Лампочка на потолке тускло светит, создавая длинные тени, которые кажутся живыми.

– Ну и вляпалась же, – мрачно отмечаю.

Сейчас важно не поддаться панике. Оставаться спокойной и готовой к любой неожиданности.

Подкрадываюсь к окну, стараясь увидеть что-то за пределами дома, но темнота на улице и, мягко говоря, грязные стёкла не дают мне никакой информации. Разочаровавшись, решаю тихонько заглянуть в коридор. Возможно, там я что-то пойму.

Стараясь не шуметь, медленно подхожу к