Ямада будет спорить - Марина Сергеевна Комарова

– Теперь ты знаешь слишком много, чтобы остаться в стороне, – говорит он тихо, но твёрдо. – Мы должны разобраться с этим вместе. Иначе они доберутся до всех нас.

Звучит так, словно мне сейчас перережут глотку. Я напрягаюсь и нервно начинаю посматривать в сторону тяжёлых предметов.

Хаято, уже едва сдерживающийся, резко поднимает руку, как будто разрезая воздух между нами, и рявкает:

– Все заткнулись и сели!

Мы вдвоём едва не вздрагиваем. Приказ звучит так решительно, что я тут же замолкаю, хотя внутри кипит негодование. Окадзава, бросив на Хаято упрямый взгляд, тоже замолкает и нехотя опускается на ближайший стул. Я же, пытаясь скрыть дрожь в руках, опускаюсь на диван, хотя внутри бурлит целый вулкан эмоций.

Секунды тянутся, атмосфера в комнате накаляется. Моё сердце всё ещё панически бьётся, но, оказавшись под взглядом Хаято, решаю, что лучше не рисковать и послушаться его приказа. Слишком много всего случилось за последние несколько часов, чтобы сейчас ещё больше усугублять ситуацию.

Однако молчать больше невозможно. Мои нервы на пределе, и я чувствую, как во мне снова поднимается волна протеста. Стараюсь сдерживаться, но терпение лопается.

– Это всё, конечно, замечательно, – наконец, нарушаю тишину. – Но я хочу знать, что здесь вообще происходит. Почему я вдруг оказываюсь втянутой в какие-то тёмные дела? Вы двое обсуждаете меня, как камушек на доске гомоку, но я требую объяснений!

Моя речь, хоть и далась нелегко, звучит более уверенно, чем я чувствую себя на самом деле. Глаза Хаято сверкают, и в какой-то момент мне кажется, что он готов снова оборвать меня, но затем тяжело вздыхает, убирая волосы с лица.

– Ладно, – говорит, бросив взгляд на Окадзаву, который просто молча сидит, скрестив руки. Мрачный, как туча. – Ты действительно заслуживаешь знать, что происходит. Но помни, как только ты войдёшь в это, обратного пути не будет.

– Его уже нет, – ворчит Окадзава, отчего хочется треснуть его со всей силы.

Эти слова звучат как предупреждение, но я решаюсь. Всё лучше, чем оставаться в неведении, ощущая себя лишь беспомощной марионеткой в руках этих людей. И не только людей.

Но Хаято ничего не успевает произнести, потому что в этот момент дверь с шумом распахивается и в комнату входит водитель, неся несколько пакетов. Я замечаю логотип «Ракун» и хлопаю ресницами. Ах да, ведь там, за порогом, существует нормальная жизнь с обычными делами вроде походов в магазины и покупок еды. Сегодня этот мир кажется особенно далёким и странным.

Водитель бросает на меня быстрый взгляд, будто ничего необычного не происходит, и аккуратно раскладывает пакеты на столе. «Ракун»… вот это совпадение.

– Что привёз? – спрашивает Окадзава, слегка наклонив голову, будто бы слегка недовольно, но в то же время с любопытством.

Водитель, хмыкнув, вытаскивает содержимое пакетов. Несколько коробок с бенто – те самые аккуратные обеды, что продаются в «Ракуне», запакованные в плотные картонные коробочки. В одной суши с угрём и лососем, в другой обжаренные на гриле куриные терияки с овощами. В третьей традиционные рисовые шарики онигири с начинками из лосося, сливы и тунца.

Кроме того, водитель достаёт две бутылки зелёного чая и десерт, выглядящий как пудинг с карамельным соусом. Всё это происходит так обыденно, что я едва не смеюсь – после всего, что случилось, эти простые блюда выглядят как дань нормальности, которой больше нет.

– Думаю, это поднимет вам настроение, – довольно сообщает водитель. Смотрит на Окадзаву, потом на Хаято и на меня. После этого вновь становится невозмутимым.

Еда пахнет вкусно, и я чувствую, как мой желудок слабо сжимается от голода. Всё это кажется таким нелепым – сидеть здесь, наедине с этими людьми, после того, что произошло, и думать о еде. Но теперь у меня не остаётся выбора.

Мы усаживаемся за стол, под едва ли не единственный источник света в этой комнате – несколько тусклых лампочек под потолком, которые слабо освещают наши лица. Я раскладываю перед собой коробочку с бенто и с первого же кусочка понимаю, что голод всё-таки победил. Рыба тает во рту, и, несмотря на всю абсурдность ситуации, это приносит краткий момент удовольствия. Поэтому сначала еда, потом всё остальное.

Но даже она не может отвлечь меня от того, что творится вокруг. Я жду. Хаято и Окадзава молча распаковывают свои коробочки, и на какое-то время в комнате воцаряется напряжённое молчание, нарушаемое лишь звуками, присущими поглощению еды. Казалось бы, ужин в кругу немного знакомых людей, но воздух так тяжёл, что кажется, можно услышать, как он вибрирует.

Окадзава берёт палочками кусок курицы и неторопливо жуёт, будто пытаясь продлить этот момент перед разговором, который, очевидно, не горит желанием начинать. Его лицо остаётся бесстрастным, но напряжение в стиснутых челюстях и мрачный взгляд выдают истинное состояние. Хаято тоже погружён в свои мысли, его лицо потемнело, брови сдвинуты, но он явно колеблется, с чего начать этот непростой разговор.

Время идёт, а объяснений всё нет. Я кладу палочки на стол и, чуть наклонившись вперёд, смотрю на них обоих.

– Ладно, – нарушаю молчание, – мне всё-таки хотелось бы понять, что здесь происходит. Вы явно что-то скрываете, и мне нужно знать, с чем я имею дело.

Хаято и Окадзава переглядываются. Взгляд Хаято тяжёл, в нём скрыта усталость, смешанная с внутренним напряжением. Он открывает рот, но тут же замолкает, явно подбирая слова. Окадзава отводит глаза, всё так же жуя свой ужин, и только тихий вздох выдаёт, что и он понимает необходимость разговора. Но оба они, кажется, боятся того, что придётся сказать.

Хаято медленно выдыхает, словно собираясь с мыслями, и наконец начинает говорить:

– В мире, о котором ты знаешь, Ямада, всё гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Многие века назад, в древние времена, страна была населена не только людьми. Существовали и другие создания – ёкаи. Они были разными: от добрых и безобидных до опасных и кровожадных. Их влияние на мир людей было огромным, и они, как и люди, боролись за своё место под солнцем.

Я слушаю его не перебивая, но внутри всё больше разгорается смесь любопытства и страха. Страха, что у всех нас поехала крыша. Но в то же время… я своими глазами видела чудовищ. Вряд ли в кабинете Окадзавы кто-то распылял галлюциногены. Хаято продолжает:

– Со временем многие ёкаи осознали, что прямое противостояние с людьми губительно для обоих миров. Тогда они решили найти другой путь. Среди них выделились самые сильные, самые могущественные – те, кто мог менять формы, влиять на сознание людей и скрываться с их