Седьмой - Сергей Лукьяненко

Голая девчонка. Нет, всё же девушка, она не такая тощая и почти ещё бесполая, как наши возродившиеся лётчицы. На вид ей могло быть пятнадцать, а могло и двадцать лет, ростом девушка была невысокая, а лицо такое чистое и совершенное, что возраст невозможно почувствовать. Девушка тихо, едва заметно дышала.

Какой возраст у ангелов? С сотворения Вселенной, наверное.

Только это никакие не ангелы!

Я почувствовал, как на сухие глаза наворачиваются слёзы. Кто же вы такие, зачем явились к нам, из каких немыслимых далей, зачем втянули в свою войну? Почему так похожи на нас и так бесконечно чужды? Мы же ничем не можем ни помочь, ни помешать, даже с крохами подаренных технологий! Нужен вам водород? Качали бы его сколько влезет, люди не смогут помешать. Зачем мы на что-то надеемся, заставляем себя верить, умираем в боях? За что погибли морпехи, врачи, неразумные клоны? Ну какого, какого чёрта, а? Фальшивые ангельские чины, фальшивые демоны — вы вообще разные или одно и то же?

Ничего не понимаю.

Хотя нет, друг друга ангелы и демоны бьют всерьёз! И этому «ангелу», в образе прекрасной девушки пилотировавшей исполинский «серафим», досталось по-настоящему. Девушка жива в своём саркофаге, остатки чудесных технологий хранят её, но вырваться она не в силах.

Нас за этим послали? Чтобы мы добили пилота, и она ушла в своё перерождение?

Вот фиг вам. Я сдохну сейчас! А ты будешь спать, пока «серафим» не утонет в жидком водороде. Может быть, твои машины вечно станут защищать тебя и хранить твой сон, где-то на самом дне гравитационного колодца, на поверхности из металлического водорода, в раскалённом тёмном аду.

Так тебе и надо!

Девушка открыла глаза.

Наши лица были в десятке сантиметров друг от друга, разделённые прозрачной бронёй саркофага и моей издыхающей дыхательной маской. Я смотрел на девушку, она на меня. Её лицо вдруг дрогнула, она попыталась вжаться в шевелящуюся белую подстилку.

Она что, испугалась меня?

Окровавленного голого пацана, умирающего на её саркофаге?

Губы девушки (я не мог больше называть её ангелом или серафимом) шевельнулись.

— Помоги… — донеслось до меня в густом атмосферном сиропе.

Сказать, что я обалдел?

— Помоги… помоги открыть…

Её рука медленно вытянулась и постучала по торцу цилиндра за головой.

Чего она хочет? Как я могу открыть эту штуку?

«Не надо», — посоветовал Боря. «Пусть тут остаётся!»

Я отстранился от саркофага. Обошёл его.

В торце торчал осколок — кристаллическая гребёнка длиной сантиметров тридцать, зазубренная и похожая на осколок пилы. Видимо, когда саркофаг катапультировало на поверхность из глубин «серафима», кусок брони впился в цилиндр. Не пробил, но… заклинил?

Я взялся за «пилу». Подёргал. Сидела прочно, а может у меня просто не было больше сил. Я схватился с двух сторон, упёрся в саркофаг ногой, откинулся, потянул изо всех сил.

Гребёнка с хлопком вырвалась из саркофага, оставив в стекле глубокие узкие дыры. Я едва не упал, отступил на шаг.

Поверхность саркофага разрезала тонкая трещина, пройдя как раз между дырами от осколка. Значит, он и держал механизм открытия. На цилиндре обозначилась крышка, разошлась в обе стороны, сворачивая верхнюю часть.

«А может ты и прав» — неожиданно сказал Боря. «Ты ведь уже понял смысл задания? Инструмент у тебя в руке!»

Я поднёс осколок кристалла к лицу. Острый. Потом посмотрел на лежащую девушку.

Вряд ли убить ангела сложнее чем демона.

«Давай», — сказал Боря. «Пока не опомнилась. Посланник хотел именно этого!»

Я опустил руку.

Нет, не могу. Боря прав. Но не могу.

Девушка села, грациозно опустила ноги на поверхность. Прикрыла груди рукой. Запоздалая стеснительность была смешна, но почему-то казалась совершенно естественной. Вокруг неё возникло свечение ореола.

«Вот и зря», — буркнул Боря. «Упустил шанс».

Я глубоко вдохнул и понял, что с воздухом что-то не так. Попросту говоря, баллон закончился. Ну вот как всё замечательно сошлось по времени! Я даже не убил пилота «серафима», а спас его!

Теперь можно и умирать.

С этой мыслью я сел рядом с саркофагом, всё ещё сжимая «гребёнку». От разбитой кристаллической брони шло тепло. Жаль, что с собой трофей не унести, умники бы с ума сошли от восторга, кусков «серафима» у них ещё не было.

Левой рукой я стянул маску и вытянулся, глядя вверх. Надо мной дыбились рубленые колотые колонны и острые иглы. Между ними сверкало солнце и крутились туманные стены оранжевого облаковорота.

Ай да я, ай да молодец! Минус все грехи Славе Морозову, он ангела спас. Причислить его к великомученикам, поминать каждый год семь раз, по числу смертей.

Я закрыл глаза.

Глава 11

11

Мир ритмично раскачивался вокруг. Я всё надеялся, что перед смертью меня унесёт отсюда, в странную жизнь взрослого человека, лётчика, у которого есть земное небо, настоящая женщина и друг с позывным «Хром».

Но ничего похожего не было, только темнота, покачивание, сила тяжести похожая на земную, сухой безвкусный воздух.

«Слава!»

Почему я живой?

Я поймал зивертов пять, не меньше. А скорее шесть или семь. У меня кончился кислород, а дышать водородом люди не умеют. Я на Юпитере, блин…

«Слава… Слава, приди в себя… Ну Слава, очнись же!»

Боря всё ныл и ныл, спорить с ним бессмысленно, он всегда меня занудит, таким уж придуман.

Я открыл глаза.

Тусклый свет. Покачивающаяся подо мной серая хрустальная поверхность. Меня несли.

Меня нёс ангел. Я видел её ноги, медленно и осторожно переступающие по телу серафима. Видел округлую попу…

Да ну нафиг!

— Отпусти! — выдавил я. — Поставь меня!

Ангел остановился. И с облегченным вздохом спустил меня с плеча.

Мы стояли в лесу кристаллических столбов. Видимо, отрубился я ненадолго. Маски на мне не было. На ангеле, впрочем, тоже. Она была перемазана моей кровью, проступавшей со всех пор, и выглядела усталой.

— Почему я живой? — спросил я.

Девушка смотрела на меня кусая губы. Девушка, не ангел, красивая девушка на голову выше меня, с растрепанными волосами и капельками пота на лице.

Хватит обманывать самого себя, нет никаких ангелов, нет никакого армагеддона, нет никакого Бога!

— Я расширила ореол, чтобы ты мог дышать, — голос был мягкий, негромкий, но какой-то неуверенный. Словно она каждое слово подбирала. Так говорят люди, прекрасно знающие язык, но для которых он не родной.

— А радиация? — сказал я. — У меня всё тело сожжено!

— Было сожжено. Ореол защищает.