Амурская соната Чёрного Дракона - Алексей Ветров

– бронзовая фигура с поднятой рукой. Теперь же он был другим: из руки текла тонкая струя воды, а у ног статуи лежал каменный дракон, свернувшийся кольцом. Люди проходили мимо, не замечая изменений, но дети, игравшие рядом, бросали в струю монетки и шептали желания.

Марина поняла, что граница между Зеркальным и реальным Хабаровском стирается. Витрины магазинов отражали не только улицы, но и лунные фонари из сада, который они прошли в другом мире. Мосты иногда становились прозрачными, и по ним, кроме людей, шли тени древних воинов и торговцев в длинных халатах.

– Это опасно, – сказала Лиза, догоняя её. – Если так пойдёт дальше, эти миры сольются. И тогда…

– Тогда мы уже не сможем вернуться, – закончил Улун. – Ни ты, ни я.

Марина посмотрела на реку. Дракон в её глубине шевельнулся, и по воде прошла рябь. Она почувствовала его нетерпение, словно он ждал, чтобы она приняла какое-то решение.

– Мама, – Лиза осторожно коснулась её руки, – ты же вернёшься со мной домой?

Марина не ответила. Она знала: теперь её дом – это не только квартира во Владивостоке, но и эта река, этот город, который начал дышать в такт её сердцу.

Где-то вдали раздался колокольный звон, но он звучал не как колокол – а как удар огромной капли воды о поверхность. Улун напрягся.

– Это зов, – сказал он. – Чёрный Дракон хочет, чтобы ты пришла.

Марина поняла: связь с рекой была только началом. Теперь ей предстояло выбрать – остаться человеком или стать частью того, что течёт сквозь века.

Глава 19. Сделка у Чёрной воды

Ночь над Амуром стелилась тяжёлым, упругим шёлком, в котором гасли все звуки. Луна – тонкий изогнутый серп, будто древний боевой дао-цзянь, – резала облака на неровные клочья. Где-то далеко, за кварталами спящего Хабаровска, тянуло дымом печных труб, но здесь, на пустынной набережной, пахло только рекой и холодным камнем.

Фонари вдоль берега не горели – стеклянные шары висели в темноте, как вымершие луны. Деревья вдоль плиточной дорожки стояли неподвижно, их тени, длинные и угловатые, лежали на брусчатке, словно рисунок тушью, застылый в альбоме старого художника.

Марина стояла на самом краю, где гранитная кромка обрывалась к чёрной воде. Холод поднимался от реки и медленно вползал в обувь, пробирая кости. Поверхность Амура была непривычно гладкой – ни бликов, ни течения, только плотное, глухое, как обсидиан, зеркало, которое не отражало ничего, кроме самой тьмы.

Улун находился чуть позади, и даже не нужно было оборачиваться, чтобы ощутить его взгляд – спокойный, но настороженный, как у человека, стоящего перед дверью в чужой дом, за которой слышатся шаги. Лиза – рядом, и её маленькая ладонь сжимала мамину руку так крепко, что кости ныли, а кожа на костяшках побелела.

– Он уже здесь, – тихо сказал Улун, и в его голосе Марина уловила странную смесь: почтение, сдержанную тревогу и нотку внутреннего расчёта.

Она ещё не успела спросить «кто», когда услышала снизу, из самой глубины, тот звук. Он не был похож ни на плеск, ни на шум течения. Это был рёв и шёпот одновременно – тяжёлый, многослойный, как дыхание ветра в пещерах, где под землёй спит что-то огромное. Волны не били в берег, но поверхность воды начинала едва заметно колыхаться, складываясь в ритм, который напоминал биение сердца.

Потом Амур вспыхнул изнутри. Сначала – тонкой, зыбкой синевой, словно кто-то вылил в толщу реки чернила индиго. Затем свет стал густеть, переходя в тёмно-зелёный, как старый нефрит, а после – в насыщенный, влажный чёрный, внутри которого тлели золотые искры, будто в глубине реки дрожал невидимый костёр.

Вода разошлась, и из неё поднялась голова.

Чёрный Дракон.

Чешуя его мерцала, как ночное небо перед грозой, когда молнии ещё не ударили, но их отблеск уже живёт в облаках. Каждая пластина – изогнутая, переливчатая, с холодным блеском мокрого металла. Огромные глаза, янтарные и глубокие, сияли мягким светом, но в их глубине угадывалась бездна. И там, на самом дне этого янтаря, Марина заметила странное – неустойчивое мерцание, как дрожащий свет фонаря в ветреную ночь. Оно исчезало, стоило ей попытаться вглядеться, но возвращалось, когда она отворачивалась.

Длинные, тонкие усики колыхались, чувствуя воздух, как корни деревьев чувствуют влагу. При каждом движении усиков от поверхности воды отделялись едва заметные нити тумана – они не поднимались вверх, а тянулись к нему, словно река пыталась удержать.

Он не казался чудовищем. Это был владыка – древний и терпеливый, знающий цену каждому мгновению. Но в каждом его жесте была странная осторожность, как у того, кто боится лишний раз коснуться чего-то хрупкого.

В груди Марины что-то отозвалось – тяжесть, давящая и в то же время зовущая, как в тот день в тронном зале Водяного Дворца, когда она впервые ощутила пульс Сердца реки.

– Ты коснулась Сердца, – произнёс Дракон, и его голос был одновременно в её ушах, в воде и в самой груди, как будто он говорил напрямую с её кровью. – Теперь город и река слышат тебя.

– Я… не просила этого, – слова сорвались сами, но они звучали глухо, словно их тоже приглушала вода.

– Никто не просит, – в золотых глубинах его взгляда промелькнула насмешка, тонкая, как тень чайки над водой. – Это река выбирает.

Лиза, не отпуская руки матери, шагнула вперёд.

– Если это всё – ваша игра, верните нам обычную жизнь. Мы просто хотим уйти.

Дракон повернул к ней голову. На миг его глаза потемнели, и в янтарной глубине мелькнула тонкая тень… силуэт человеческой руки, уходящей под воду. Тень исчезла, и он снова стал неподвижным.

– Обычная жизнь? – в его голосе дрогнула тихая печаль. – Твоя мать уже не сможет вернуться туда, что ты называешь обычным.

Марина хотела возразить, но Дракон наклонился ближе. От него тянуло запахом глубокой воды, прелой тины, соли далёких морей и ещё чем-то… металлическим, как вкус крови при укусе губы. И в этом запахе вдруг проступила слабая, ускользающая нота – аромат цветка с дальних берегов, похожий на ночную орхидею, но едва уловимый, как память.

– Я пришёл предложить тебе выбор, – сказал он, удерживая её взгляд. – Между двумя мирами больше нет стены. Если оставить всё, как есть, они сольются. Люди увидят то, что не предназначено их глазам. И тогда оба мира начнут разрушаться.

– И что вы хотите, чтобы я сделала? – её голос дрогнул, но она держалась.

– Ты – проводник, – Дракон выделил каждое слово. – Ты