Амурская соната Чёрного Дракона - Алексей Ветров

Амур в этот вечер был слишком неподвижен. Не просто тих – насторожен, как зверь, что замер в камышах, учуяв шаги. Ни ряби, ни плеска. Даже редкие капли, сорвавшиеся с промозглого тумана на железные перила, звучали чужими, будто их услышали в пустом зале.

Марина стояла на каменном спуске, который знала с детства. Каждый выступ, каждая трещина в плитах были ей знакомы – память ног, а не глаз. Здесь она с отцом запускала в воду бумажные кораблики, смеялась, наблюдая, как их уносит течение. Тогда река была щедрой и живой. Сегодня она была другой – сдержанной, плотной, хранящей в глубине что-то, что нельзя назвать.

Лиза сидела на скамейке, вжав плечи в куртку. Пальцы спрятаны в карманы, ноги поджаты. Она смотрела в гладь, не мигая, как будто боялась, что стоит моргнуть – и вода изменится.

Чуть в стороне стоял Улун, опершись локтем на перила. Его силуэт сливался с сумерками, но Марина видела скрытое напряжение в плечах, замершую готовность, как у хищника, чьи глаза следят за невидимой добычей.

– Они близко, – сказал он тихо, не отрывая взгляда от воды. – Чувствуешь?

Марина кивнула. Это ощущение стало для неё знакомым: где-то в глубине груди рябь шла не наружу, а внутрь, сходясь в одной невидимой точке. И эта точка приближалась, как шаги в тумане.

Сумерки легли на город. Над водой начал подниматься туман – холодный, вязкий, как густой чайный пар, только лишённый тепла. Свет фонарей в нём ломался, вытягивался в длинные сполохи, похожие на полупрозрачные щупальца, тянущиеся к берегу.

– Это не стражи, – произнёс Улун. – Это Ловцы отражений. Мы не должны были встретить их так скоро.

– Ловцы? – переспросила Марина.

– Они крадут твой лик, – его голос стал ниже, глухой. – Коснутся – и ты забудешь, кто ты есть. На твоём месте останется оболочка с образом, принесённым из другого мира.

Туман дрогнул. Из него начали выплывать тени – сперва размытые, как пятна на старом зеркале, потом всё более чёткие. Высокие силуэты в длинных плащах, сотканных из воды. Каждая капля на их одеждах отражала иной мир: в одной – заснеженные улицы, в другой – золотые крыши дворцов, в третьей – сухие деревья под багровым небом. Лица их скрывала мутная поверхность, словно запылённая гладь озера в пасмурный день.

Семь фигур.

Они шли по воде, и ни одна рябь не дрогнула под их ногами.

Марина почувствовала, как река заговорила с ней – не словами, а толчками течения. Каждый шаг Ловцов отзывался в её груди, словно кто-то вбивал в неё тихий барабанный ритм.

– Ты Хозяйка границы, – сказал Улун. – Это твоё испытание.

Внутри Марины поднялась волна силы – холодной, как зимнее дно Амура, и мощной, как весенний разлив. Она протянула руку, и вода пошла к ней, поднимаясь с золотистыми прожилками.

Волна метнулась вперёд, и Ловцы замерли. Их плащи дрогнули, словно от ветра, которого не было. Несколько мгновений они смотрели на Марину, будто решая, человек ли она или голос самой реки.

Один из Ловцов повернул лицо к Лизе. Воздух вокруг неё стал вязким, с привкусом железа, и фонари за спиной зашептали, как серверные стойки в тёмной комнате. В голове открылся невидимый люк, и внутрь потянулся холодный туман, полный её же воспоминаний – но слегка искажённых.

Она снова была ребёнком, и мама держала её за руку на этих же ступенях, но рядом не было отца. На его месте стоял высокий силуэт в водяном плаще, а в его зеркальном лице отражалась Лиза – чуть старше, с другими глазами.

На плаще вспыхнул знак – квадрат в круге, словно древняя монета, что прошла через сотни рук. Но внутри вместо металла текла живая вязь слов: 当倒影化作你之时–我将抹去你的名字，写上我的名字。«Когда отражение станет тобой – я вытру твоё имя и впишу своё»

Позволь, я буду тобой, – сказал голос внутри. – Я сохраню хорошее. Остальное уберу.

Марина, не оглядываясь, метнула в её мысли: Не поддавайся.

Лёд в зеркальном лице Ловца треснул, когда Лиза твёрдо произнесла:

– Елизавета Сергеевна Морозова.

Монета, что Улун положил на скамью, нагрелась, и в её квадратном отверстии на миг появились каменные ступени спуска. Семь ступеней. На седьмой отец всегда говорил: «Дальше – только капитанам». Лиза повторила это вслух, и зеркало Ловца пошло трещинами.

Марина подняла руки, и вода выросла в прозрачную стену, вплетённую из символов – рыбы, превращающиеся в драконов, волны, перетекающие в иероглифы. Волна с кругом и квадратом в центре ударила в Ловца, отбрасывая его.

– Ты их не уничтожишь, – сказал Улун. – Но можешь оттеснить.

Марина сжала пальцы, и волна изогнулась, превращаясь в цепь. Она ударила в первого Ловца, и тот рассыпался на сотни капель, каждая из которых показывала иной мир. Через миг они собрались вновь.

Они неуязвимы, пока живы их отражения, – шепнул в её голове Дракон.

– Значит, я изменю отражения, – ответила Марина.

Она шагнула в воду. Холод уступил место невесомости. Её тень растянулась по глади, и туман втянул её, как шёлковую ленту. В её памяти река менялась: луна стала красной, течение – рвущим, вода – горячей.

Река отозвалась. Плащи Ловцов исказились: золотые крыши рушились, белые степи превращались в песок, багровое небо чернело. Их шаги стали неровными. Один опустил голову, словно забыл, зачем пришёл.

Марина подняла руки, и над водой выросла стена с острыми, как резьба по нефриту, символами-запретами. Она обрушилась на Ловцов, и туман начал втягиваться обратно в глубину.

Последний, прежде чем исчезнуть, поднял лицо. В нём Марина увидела себя – прежнюю, ту, что ещё не знала о реке и Драконе. Улыбка на том лице была детской, доверчивой.

Вода сомкнулась, и гладь снова стала ровной.

Марина вышла на берег. Её ноги были сухими, как будто она и не заходила в воду.

– Ты справилась, – сказал Улун. – Но они вернутся.

– Пусть, – ответила Марина. – Теперь мы знаем, как с ними говорить.

В тумане, что таял над рекой, на миг вспыхнули золотые глаза. Они не исчезли сразу, а задержались, словно обещали встречу.

Легенда Улуна

Туман над рекой всё ещё держался, как тонкая ткань, забытая на ветру. Вдалеке вода тихо била в старые сваи пристани, но звук был глухим, словно его слушали сквозь закрытую дверь.

Улун стоял, положив ладонь на холодный камень перил, и какое-то время молчал. Марина уже успела понять: когда он молчит, он либо взвешивает слова, либо слушает то, что не дано услышать другим.

– Ловцы отражений, – произнёс он наконец, не глядя на