Источник - Дмитрий Александрович Билик

Сработало. На поле брани появился не просто близнец, а несколько версий Матвея Зорина. Хотелось бы сказать, что лучших версий, но куда уж там. Меж тем хист потянуло. Это походило на ощущение, когда молодой и неопытный взваливаешь на Слово много больше, чем можешь вынести. Я обернулся и понял причину — Лучница послушалась моего совета и воспользовалась переходом.

— Андрей! — крикнул я.

Наверное, в моем голосе было слишком много злости, или дело было в том, что сразу несколько одинаковых человек обернулись к урке и заорали, что было мочи. В общем, он решил, что порожняк, конечно, порожняком, но лучше прыгнуть в это странное подобие колодца, чем связываться со злым (или злыми) кощеями. Что тут скажешь, мудрое решение, пусть и немного запоздалое.

— Уходи, Матвей! — выскочила из артефакта Юния.

— В Трубку, бл…!

Вообще, я, конечно, не хотел ругаться. И это последнее слово было адресовано не лихо. Точнее ей, но именно мою нечисть оно никак не характеризовало. Скорее, проснулась память предков, когда вместо: «Батарея, огонь» или «Ну-ка отставить, рядовой Селиверстов, напрасно расходовать крем для обуви» речевой аппарат выдавал более емкое, короткое и, что самое важное, действенное слово.

Потому что Юния, которая на ровном месте собралась пожертвовать жизнью, тут же юркнула обратно в артефакт. А я прыгнул вслед за остальными.

Что плохо — наверное, именно эта заминка с лихо и сыграла дурную шутку. Потому что еще во время прыжка я почувствовал, как кто-то резко схватил меня за ногу, и мое тело потеряло равновесие. Как там, благими намерениями вымощена дорога в Ад? Именно туда я, похоже, сейчас и направлялся.

Глава 11

Понятное дело, что я даже умереть по- нормальному не мог. Хотя, тут надо заметить, что я не то чтобы очень этого и желал.

Короче говоря, не успел я расстроиться, что мы с Юнией опоздали с перемещением и вообще по жизни только и делаем, что опаздываем, как больно ударился боком. А затем услышал оглушительный рев, именно рев, а не крик Лучницы.

— В сторону!

Вот легко сказать — ее же за ногу не держит кощей-пират. В смысле, тот самый одноглазый неживой, который оказался наиболее прытким и схватил меня уже в прыжке.

Я, пытаясь собрать глаза в кучу и не обращать внимания на плывущих перед мной мушек, повернулся на бок и вроде как откатился. Насколько мне позволял преследователь, до сих удерживащий ногу в такой цепкой хватке, словно от этого зависела его жизнь. Забавный каламбур, учитывая, что товарищ был не совсем живой.

Мелькнула своим учительским платьем лихо, явно понимая, что теперь точно можно выбраться из Трубки, быстро то ли защелкало, то ли зазвенело что-то над самым ухом, следом пронеслись Маргарита Борисовна с массивным топором. Топором? Где она его взяла?

Нет, понятно, что в Подворье — собственно сюда я перемещал свою инвалидную команду, как в единственное место, где все смогут чувствовать себя в относительной безопасности. Правда, по ощущениям печатей стало меньше (я даже знаю из-за чьей смерти), однако Моровому хватило ума не складывать все яйца в одну корзину. Потому прямо сейчас мы действительно находились под определенной защитой.

Меня разве что смущало, что происходящее вокруг напоминало нечто среднее между побегом из сумасшедшего дома и сербским артхаусом.

— В сторону! — продолжала кричать мне лучница, словно я оставался на месте исключительно по своей прихоти.

Единственное, что удалось сделать — это перекатиться на спину и хотя бы оценить обстановку. А оценивать действительно было что.

Лучница со скоростью хорошо работающего станка выдавала нужную продукцию. Заключалась та в стрелах, появляющиеся из ниоткуда и быстро перемещались прямиком в кощея, который не мог подняться. Почему не мог? Очень просто — Лучница пригвоздила беднягу к земле. Зато хотя бы стала понятна природа странного звука — это звенела тетива. Именно из-за кучной стрельбы противнику знатно досталось.

Не то чтобы я так часто жалел неживых, но если бы преследователь мог испытывать эмоции, он бы точно раз десять уже сокрушался над тем, что ввязался в эту авантюру. Остался бы там, в лесочке, и горя не знал, нет, поперся через странный портал. Как говорил один умный фэнтезийный герой: «Ненавижу порталы».

К тому же не давала подняться ему и лихо, которая уселась сверху, схватила кощея за волосы и стучала непутевой головой о землю. Оно и понятно, раньше бы Юния выпила рубежника, но тут есть небольшой нюанс. Лихо прокрадывалась в сознание жертве с помощью отрицательных чувств: страхов, комплексов, неуверенности. Короче, всего того, что раньше значилось в моем резюме в графе «ваши недостатки». Если бы имелась хоть малейшая щелочка, то лихо, как река, туда бы обязательно влилась. И вот с этой точки зрения неживые имели нечто вроде иммунитета. Потому и действовала Юния как обычная рассерженная женщина, доведенная до крайности. Не то чтобы я это поддерживаю, но скажем так, не сильно осуждаю.

Перевернулся я весьма вовремя, потому что кощей, который к тому моменту все не мог сообразить, что ему делать — отпустить меня и потерять ценный приз, сфокусироваться на Лучнице, которая сделала из него подушку для иголочек, или скинуть Юнию — стал приходить в себя. И подошел к вопросу не особо творчески, но довольно незамысловато: принялся давить хистом.

Потому мой Щелчок пришелся как нельзя кстати, переключив внимание неживого. Он тут же принялся бороться (причем не сказать чтобы безуспешно) с моим заклинанием. Чужой промысел стал вливаться в форму заклинания, норовя разрушить ее. Однако и на это требовалось определенное время.

Я же вдруг осознал, что не особо и опустошен. Хиста в теле оставалось, конечно, не на три войны, но вполне достаточно, чтобы немного повозиться с этим бродягой. И это учитывая то, что я перетащил сюда целую толпу народа. Да, большинство ивашки, на них прогрессивный транспортный налог не распространялся. Однако была Лучница, Юния, неживой и я сам. Получается, плюс-минус три с половиной кощея. Интересно, это мой хист адаптировался или артефакт теперь принимал меня за своего?

Как обычно, нужно было действовать в высшей степени решительно и прагматично, а я занимался самым глупым из возможного — думал. Вот когда надо думать — я делаю что угодно, но не это. А когда приходит время разгребать авгиевы конюшни, в голове начинают