Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

Паламед медленно произнес:

– Как ты думаешь, кто я?

– Ты можешь быть только ликтором. Ты использовала некромантию на мне, когда прикоснулась, в ту долю секунды, когда я думала, что ты упала. Это могла быть только она. Я не знаю, что ты почувствовала. Я встречала тебя десятки раз, и ты никогда раньше не говорила со мной, поэтому я не знаю, что изменилось или как я все испортила. Но, боже, какая хрень!

Нона бы расхохоталась при мысли, что Паламед – ликтор, но она боялась смеяться: она не знала, что сказать или что сделать. Она сидела в пятне синего света и мечтала, чтобы Камилла отвела ее домой, чтобы они оказались за миллион лет отсюда, чтобы сегодняшнего дня не было. Ее мучило ужасное ощущение: что бы сейчас ни пошло не так, это все равно будет ее виной, она оказалась недостаточно умной или недостаточно хорошей.

– Я не ликтор, если тебе от этого легче, – сказал Паламед.

– Поклянись мне, – сказала Ангел, напрягшись, – поклянись своей гребаной жизнью.

– Клянусь жизнью Камиллы Гект, что я не ликтор, – сказал Паламед.

Ангел изучала его лицо. Что бы Ангел ни хотела там найти – Нона смотрела на нее изо всех сил, так пристально, что у нее глаза заслезились, – она это нашла. Она упала назад на своем стуле, опустив подбородок на грудь, и взглянула на Паламеда, измученная и мрачная.

– Что ж, тем легче.

Открылась дверь, и Ангел так резко вздрогнула, как будто у нее случился припадок. Нона повернулась и увидела Табаско. Табаско посмотрела на открытые шторы, потом на Нону.

И в голову Ноны ворвался мощный ритмичный звук. Она услышала тугое резкое поп-поп-поп, далеко, а потом близко, как будто у нее взорвалась голова. Мир исчез, хотя она не спала. В нее вцепилась неистовая головная боль, и Нона ощутила ужас, ее тело не работало, она ничего не чувствовала и ничего не воспринимала. Головная боль становилась все сильнее и сильнее, потом вдруг все прекратилось, и больше она вообще ничего не знала.

Время покинуло ее тело. Через несколько мгновений после этого головная боль вернулась. Было не так уж и плохо, а потом вообще стало намного лучше. Чернота не исчезла, но другие ее чувства начали оживать. Под лицом оказалось что-то грубое, что пахло восковыми мелками и лимонным очистителем, и ее тошнило, а во рту стояло что-то отвратительное и липкое. Рот открылся, и все вытекло. Она лежала лицом вниз. Нона, привыкшая к размышлениям о том, что ее тело делало в различных состояниях сознания, могла сказать это с уверенностью.

Незнакомый голос говорил:

– А ну отмени! Отмени приказ, говорю! Мерв, ты меня слышишь? Мерв, если я увижу хоть одного вашего ублюдка в этом здании, я обрушу на вас такой ад, что ваши имена окажутся в списке вымирающих видов. Эй, не тупи, долбаный кусок дерьма, я оторву Надежде голову и насру ему в гортань! Черт! Твою мать!

И Ангел:

– Что говорят?

– «Да, конечно, без проблем», – ответил незнакомый голос, – черт, Эйм, что, по-твоему, они скажут? Ой, мы лохи? Ой, мы в заднице?

– Открывай дверь, – сказала Ангел, – заберем девочку и свалим отсюда.

– Нет. Мы оставим ее здесь.

– Ее ликвидируют.

– Тебе следовало подумать об этом, прежде чем ты начала играть в училку в уродском эксперименте Трои.

Ангел вдруг заорала:

– Да откуда мне было знать, мать твою! Меня от всего оттеснили, у меня было ноль данных.

– Ты знала, что Мерв вчера чуть нас не убил, сказал, что это борьба за власть! – рявкнул незнакомый голос.

– Я не об этом! Откуда, блин, я могла узнать об этих двоих? Я только вчера вечером поняла, что они жили в безопасном доме!

– Да, но у Ктесифона не хватает денег, мы не можем никого спрятать, – сказал голос, – если бы ты меня подпустила на два метра, все было бы понятно еще несколько месяцев назад…

– Я защищала детей из Эдема. Их бы перевели на другой конец города, а им нужно было…

– Возьми себя в руки, Эйм! Прекрати думать о сопляках! – заорал голос. – Что нам делать сейчас, черт возьми?

– Ну орать друг на друга точно нет смысла, – напряженно сказала Ангел, – никогда в жизни у меня не было такого грубого телохранителя.

– Хорошо. Ладно. Круто. Отлично, – сказал незнакомый голос, – я думаю. Думаю. Боже, ну и жесть. Ничего личного, работа-то сделана хорошо, но жесть.

– Идем на крышу, идея неплохая, – предложила Ангел, но незнакомый голос возразил:

– Нет, это не выход. Они не будут стрелять в нас, если ты со мной, но мы не можем быть уверены в остальных.

– И что? Боже, я слишком стара для этого.

Раздался громкий лязг. У Ноны заболели уши. Голову ужасно сдавило, как будто она зажала себе нос и хотела продуть уши, как при купании. Кажется, кто-то двигал мебель.

– Если кто-то подойдет ко мне, я стреляю, – сказал голос.

Голос Ангела сбивался с веселого на рассерженный.

– Если ты выстрелишь, пока я в комнате, тебя отдадут под трибунал и повесят.

– Все слишком заняты для бюрократии, – возразил голос, – раскрываем карты прямо сейчас, я обойду Ценой страданий вчистую. Черт, если я сыграю как надо, никто ничего не узнает, пока не станет слишком поздно.

– Ты не можешь всерьез в это верить. Тебя застрелят.

– Не с моей родословной.

– Сколько их там?

– Девять. Может быть, десять. С водителем, наверное, одиннадцать.

– Это резня.

– Это комплимент, – скромно сказал голос, – в любом случае они все еще возятся с дверью.

Давление становилось все сильнее и сильнее, потом стало легче, потом что-то громко звякнуло совсем близко. В глазах все потемнело – да и вокруг было темно, – в комнате снова стало жарко и душно. Нона уставилась на огромное мокрое красное пятно крови на полу. Мокрая голова чесалась. Незнакомый голос говорил:

– Подожди минутку. Я убью этих двоих.

– Ты не посмеешь их тронуть, – напряженно сказала Ангел.

– Ради вашей безопасности, мэм. Не смотрите.

– Это просто суеверие.

– Ну да, тетушка всегда говорила, что это на девяносто процентов суеверие, а на десять – развлечение.

Ноги в сапогах громко протопали к Ноне. Это было уже слишком, а Кэм всегда велела притворяться мертвой, пока это возможно. Нона в ужасе села. Кто-то выругался, и раздался еще один громкий хлопок, и ее отбросило назад яркой короткой вспышкой света в груди. Она расползлась по грудной клетке куда быстрее, чем головная боль, резко и сыро, а потом исчезла.

– В меня снова стреляли! – закричала она с пола. – Второй раз!

– Нет! – сказала Ангел. –