Охота на Ктулху - Татьяна Зимина

Аннушки не было.

Зато был Сашхен: он направлялся к Хаму, рядом с которым стоял Семёныч.

Что-то они затевают…

Додумывала я на бегу, бесшумно скользя по лестнице вниз, заглядывая в подсобку — там я прятала свои ролики.

Две секунды на переобувание, затянуть потуже ботинки, и — вперёд, пригнувшись за длинным Эскалэйдом, доставая крюк — его я хранила вместе с роликами — и когда Хам, неуклюже переваливаясь через «полицейского», проезжает мимо, бросить его и зацепиться за бампер…

Заклинание невидимости… И не забывать, что у Сашхена чуйка почти как у меня, одно неловкое движение — и он меня выкупит.

ЗАЧЕМ я это делала — фиг знает.

Но могу точно сказать: это было НЕОБХОДИМО. Как только я увидела, как Сашхен направляется к Хаму, поняла: плохо дело. У меня прям в голове как вспыхнет: «я вижу его в последний раз»… Не буквами, конечно.

Предчувствие.

Причём такой силы, что меня СОРВАЛО с места, я забыла про кулон, забыла про сделку с Аннушкой — её выжгло из моей памяти, как перекись выжигает кровь из царапины.

Но обнаруживать себя нельзя…

Если Сашхен меня почует — точно отправит домой. И тогда всё. Капец. Я его точно больше не увижу.

Впрочем, невидимость нужна и для остальных: вряд ли полиции понравится девчонка на ролах, вцепившаяся в бампер машины…

Скорость Сашхен развил почти предельную для Хама — зверюги хотя и мощной, но неповоротливой.

Доехали быстро. Минут за тридцать, почти без пробок.

Район незнакомый. По ходу, новостройки, фасады чистые; но дома бюджетные, не для богатых. Парчок довольно кислый: трава, детская площадка и три лавочки.

И очень, очень хреново.

Парк словно залили напалмом — для моего «второго зрения» он выглядел, как выжженная, обугленная, окаменевшая от жара площадка.

Ни одной живой души.

Ладно, что там Сашхен делает? Идёт к багажнику, блин!

А чего я хотела, с другой стороны? Чтобы он вытащил из салона букет роз? Конечно же, ему надо вооружиться. А тут — я…

Бегом, бегом, отцепить крюк и за ближайшую лавочку, не снимая «невидимости»…

Сашхен открыл багажник.

Ассегай, Ремингтон, колья, соль…

Хотела крикнуть:

— Огнемёт возьми!.. Но сейчас выдавать себя рановато.

К багажнику подошел Семёныч. Заявил, что тоже пойдёт, и взял-таки огнемёт. Я выдохнула.

Когда они, заперев Хам, двинулись к одной из высоток, я оглядела себя.

Чёрт, ролы теперь не в тему, как в них по ступенькам шкандыбать? Долой их, пусть под лавочкой полежат. И свитер. Ярко-синий, как конфетный фантик, и широченный — Аннушка сказала, что это оверсайз, сейчас жутко модно. Так, свитер долой, этот оверсайз цепляться будет за всё подряд, а мне это не надо.

Оставшись в джинсах, майке и босиком, я поскакала за Сашхеном к высотке. Они с Семёнычем уже дошли до предпоследнего подъезда, Сашхен срезал мудрой магнитку… Мама дорогая.

И дверь, и лестница в подъезде были измазаны так, что живого места не было. А я босиком.

Подбежав, я едва успела поймать дверь, чтобы не захлопнулась. Ох, как не хочется, как не хочется наступать в ЭТО… Но Сашхен с Семёнычем уже поднялись до второго этажа, я слышала их негромкие голоса.

Ладно, фиг с ним. Надо ценить преимущества: босиком я двигаюсь совершенно бесшумно, и они меня не услышат.

Прикрыв дверь так, чтобы она не хлопнула, я стала подниматься, аккуратно держа дистанцию.

Акустика в подъезде отличная, так что я слышала, как они сначала спорили, затем Сашхен рассказывал Семёнычу о Диспетчере, затем они вспомнили Прохора, затем опять немножко поспорили… Сашхен начал уставать — я чувствовала, как от него вниз по ступенькам стекает раздражение.

Успокойся, — шептала я одними губами. — Тебе понадобятся все твои силы…

Увидела открытую дверь на крышу и вымазанный кровью проём, и меня замутило. За проёмом клубилась тьма.

В прямом смысле: здесь, в парадном, всё было, как обычно: стены в граффити — какой-то Витя очень хотел какую-то Катю, — потолок в паутине, лестница в крови…

А вот там, где должен виднеться кусочек неба, а под ним кусочек крыши — ничего не было. Там клубилась мутная чернота, как кисель, как расплавленный гудрон… И в эту черноту одновременно шагнули Сашхен и Семёныч.

Закричать?

Нет уж.

Они всё равно туда пойдут. А меня изгонят, и ещё Ави нажалуются. Так что фиг. Подожду чуток — и за ними.

Слава богу, шагали они не с пустыми руками.

Сашхен прижал к щеке ложе Ремингтона, Семёныч проткнул чёрную плёнку стволом АК…

Вот они шагнули за порог и исчезли.

А я никак не могу заставить себя подняться на последний пролёт. Ноги словно приклеились к полу — липкому, мерзкому, в комках и подсохшей корочке…

Давай, топай, — подгоняла я себя. — Там же Сашхен.

Во рту стало сухо. В ушах раздавался противный комариный писк, и очень, очень захотелось в туалет…

И тут я услышала выстрелы.

Бу-бух — двойной из Ремингтона, та-та-та — швейная машинка АК.

Как я оказалась у проёма — сама не помню, но я вылетела на крышу, словно пробка из бутылки.

Вылетела — и заколдобилась, забыв, как дышать.

Они были совсем рядом, ко мне спиной. Чуть дальше лежала Тварь, с развороченным корпусом, с разбросанными в разные стороны лапищами.

Семёныч хотел подойти к ней, но Сашхен его удержал, передёрнул скобу и сделал ещё два выстрела Твари в голову.

С такого расстояния и с патронами такого калибра от головы осталось влажное пятно…

— Зря, — грустно сказал Семёныч. — Как мы теперь узнаем, что это была за Тварь?

— Это был вервольф, — сказал в ответ Сашхен.

Присев на корточки, он дотронулся до задней лапы зверя.

Вервольф был огромен — намного больше любых ликантропов. Лапы размером с тигриные, здоровенное туловище, голый, похожий на шомпол, хвост…

Он был лыс — от слова «совсем», ни одной шерстинки. Кожа чёрная, маслянистая, как будто вервольф искупался в мазуте. Под кожей бугрились мускулы, он был как набитая камнями автопокрышка.

— Это новая разновидность, — пояснил Сашхен. — К обычным вервольфам они отношения не имеют. Стопроцентные Твари. Только вот…

— Только вот СДЕЛАНЫ они из настоящих вервольфов, — кивнул Семёныч.

— СДЕЛАНЫ? — Сашхен удивлённо открыл варежку.

Мы с Рамзесом уже сталкивались с