Охота на Ктулху - Татьяна Зимина

— Я тебя отнесу, — не дожидаясь возражений, я подхватил её на руки.

Маша была лёгкая, как пушинка — в этом ничего не изменилось. Изменилось другое: на её теле появились мягкие места… Не то, чтобы у девушки выросла грудь — до этого было далеко. Но задняя часть, корма так сказать, была уже очень даже ничего. И какими длинными, стройными сделались её ноги…

Тряхнув головой, я сделал шаг к чердачной двери.

— Ремингтон! — вскрикнула Маша, но Семёныч уже протягивал ей ружьё, и она схватила его, как потерянного и вновь обретённого дитятю, и прижала к груди, а потом опустила голову мне на плечо и закрыла глаза.

Как мало ребёнку надо для счастья.

Семёныч за нами не спешил.

Оглянувшись у самой двери, я увидел, что он никуда не шел, а нагнулся, и заглядывает в проём двери надстройки.

И тогда я вернулся — не отпуская Маши, куда ей, с босыми-то ногами, — и тоже наклонился над лючком.

Основной жар уже схлынул, но всё равно оттуда пыхало, как из печки.

Внутри было пусто. Всё что могло, выгорело, пол устилали серые хлопья пепла. Они легонько шевелились, и казалось, что под ними кто-то прячется.

— Как они здесь уместились? — спросил Семёныч. — И вот ещё что…

— Кровь, — сказала у меня над ухом Маша. — Откуда на ступеньках парадного кровь? Я думала, здесь будет просто ГОРА трупов. А ничего нет.

Подспудно, меня эти мысли тоже беспокоили. Но не имея ответа, я не решался сформулировать и сам вопрос.

— Надо с Гоплитом поговорить, — вот и всё, что я смог сказать. Семёныч кивнул, Маша не стала возражать.

И слава Богу.

Я знаю, ОТКУДА они могли взяться — теоретически. Но при Маше ни за что об этом говорить не стану.

Есть предел. И он проходит ровно по тому месту, где начинается вся эта чертовщина.

— Ладно, пошли, — я выпрямился. С двойной тяжестью — ружья и Маши — спина затекла, и казалось, я слышу отчётливый хруст позвонков.

Когда я в последний раз кормился? Не помню. Сегодня? Вчера?..

Сейчас, спустя пять лет такого существования, мне много не надо. Глоток там, дуновение чувств здесь… Я же Владыка. Я сам кого хочешь накормлю.

— Семёныч, не сочти за труд… — подбородком я указал на одну из Тварей, не такую крупную, как другие.

Чудище походило на кровосмесительный плод мифологической Ехидны с дикобразом, иголки покрывали его спину так плотно, что не видно было шкуры. Голова напоминала голову варана или змеи — чешуйчатая, с узкими прорезями глаз.

Оно тоже было чёрным.

Шкипер пожал плечами, а затем вытащил из кармана плаща небольшой пакетик. Развернул, встряхнул в воздухе и набросил на тварь мешок для трупов.

Армейская модель, — отметил я. — Компактный, прочный, влагонепроницаемый. Квадратиш, практиш, гут, как говорят немцы.

Взвалив мешок на плечо, Семёныч потопал за мной — шаги его сделались чуть тяжелее.

Маша обнимала меня за шею.

На какой-то момент, совсем короткий, мне показалось, что в её объятиях скрывается нечто большее, чем утилитарная поддержка.

Но я отринул эту мысль.

Что за бред. Ерунда какая…

— Почему ты босая? — спросил я, чтобы скрыть смущение.

Ещё не хватало. Смущаться перед Машей…

— Потому что приехала на роликах, глупыш.

И всё-таки она меня смущает. Серебряное колечко в тонкой ноздре поблёскивает коварно и соблазнительно, короткая серебристая чёлка открывает широкий чистый лоб…

Нимфетка.

Дьявол её забери.

— ПОЧЕМУ ты вообще за нами увязалась?

— Я почувствовала, что если отпущу тебя одного, то больше никогда не увижу.

Она сказала это так просто, без обычной своей бравады, без наигранной «взрослости».

Я сразу поверил.

Маша — большая мастерица по части вранья. Именно вранья, не лжи. Разница вот в чём: врут из любви к искусству. Просто так, для удовольствия, чтобы было интересней.

Ложь — совсем другое дело. Как правило, ложь преследует личную выгоду.

Маша, как человек совершенно бескорыстный, лгать не умеет абсолютно. Зато враньё у неё выходит на одном дыхании, даже реснички не вздрагивают.

— Кстати: с каких пор у тебя такие длинные густые ресницы?

— Так ты заметил… — она самодовольно улыбнулась.

Поливая тощую девчачью ногу живой водой, я испытывал отцовские чувства.

Под действием эликсира нехорошая рана на ступне сначала порозовела, очистившись от грязи, чёрного мазута и мёртвых кровяных телец, а затем на глазах затянулась.

Полбутылки, как с куста.

— В следующий раз надевай ботинки, — довольно чувствительно хлопнув её по ноге, я поднялся и тщательно завернул пробку.

— В следующий раз не убегай на охоту без меня.

Она ТАК это сказала… Что я вновь присел на корточки и проникновенно заглянул ей в глаза.

— Послушай, малыш… — фырканье было мне наградой. — Мы с тобой — НЕ напарники. У нас разные весовые категории.

— Я завалила Како-демона.

— С помощью домового.

— И я каждую ночь убиваю Тварей.

— Тварей убивает Рамзес.

— А я, значит, просто рядом стою.

Лицо её покраснело. Глаза опасно заблестели, уши сделались багровыми.

Неожиданно мне захотелось протянуть руку и потрепать Машу по коротким волосам. Хорошая стрижка. Ей идёт… Хотя сначала мне не понравилось, я был почти что в шоке. Но без косичек ей и вправду лучше.

Разумеется, ни трепать по волосам, ни как-то ещё выражать свою приязнь я не стал, и чтобы скрыть чувства, повернулся к Семёнычу.

— Ну что, шкипер. Пора познакомить тебя с одним человеком… — Тварь мы сгрузили в багажник, потеснив баулы с боеприпасами. — Но сначала завезём девочку домой. Её мама волнуется.

А вот этого мне говорить не следовало.

Маша вскочила с подножки Хама. Тело её вытянулось в струнку, глаза сузились, губы сжались в ниточку.

— Я стояла на крыше вместе с вами, — выдавила она. — Я ТОЖЕ стреляла в Тварей и убила их не меньше, чем ты.

— Ты права, детка, — я улыбнулся. — Но теперь тебе пора выпить горячего молока и лечь в постельку. Садись на заднее сиденье. Я отвезу тебя к маме.

— Знаешь, что, Сашхен?.. Да пошел ты!

Подбежав к ближайшей лавочке, она выдернула оттуда роликовые коньки, кое-как,