Здесь, сейчас и тогда - Майк Чен

жизнь Миранды покатилась под откос? В итоге моя дочь убила двоих человек. Напилась, села за руль, и все. Но не по своей вине. И плевать я хотел на темпоральную деформацию! Миранда заслужила нормальную жизнь, а не этот кошмар, и я все исправил. Аресты, вождение в нетрезвом виде и так далее – этого больше нет!

Ярость, кипевшая в нем неделями, вырвалась на волю с такой силой, что Кин едва не воспарил над землей. Он привстал на цыпочки и, забыв о самоконтроле и дисциплине, чуть было не набросился на единственного, кто знал правду. Единственного, на кого он мог выплеснуть свою злость.

– Это ты виноват. Ты разлучил меня с семьей. А теперь скажи: допустим, у тебя отобрали Бенджамина. Неужели ты не приложил бы все усилия, чтобы связаться с ним и объяснить, что ты его не бросил? Просто смотрел бы, как рушится его жизнь? Нет, ты попробовал бы это исправить! Как и любой отец. Разве у меня был выбор?

Кин выговорился, и буря улеглась, оставив после себя тлеющие угли былого гнева.

– Я вернул тебя домой, поскольку в этом заключается моя работа, – с бесконечной усталостью произнес Маркус и тяжело сглотнул; его лоб пошел глубокими морщинами. – Наша работа. Мы подписались на нее сами, по доброй воле.

Снова повисла пауза, но теперь лишенная враждебности.

– Слушай, Кин, ты прав. Будь на ее месте Бенджамин, я…

Маркус избегал смотреть другу в глаза. Вместо этого его взгляд устремился куда-то вдаль, в параллельный мир, где жертвой была уже не Миранда, а его сын.

– …я сделал бы все, чтобы он прожил достойную жизнь.

Футбольное поле опустело. Наступила полная тишина, если не считать урчания автолетов в небе и собачьего лая где-то вдалеке.

– Но все равно это рискованная затея. Давай-ка поосторожнее.

– Никакого риска. Я все проверил. Помнишь, в кофейне ты спрашивал о моей работе? Здесь я сделал то же самое.

Кин взялся было рассказывать о технологиях начала двадцать первого века, но Маркуса не заинтересовали его слова.

– В общем, пока я действую по алгоритму, все в порядке. В службе безопасности видят только, что я пользуюсь порталом. Но это типично для сотрудника исследовательского отдела. Я сижу на рабочем месте, выполняю свои функции и параллельно с этим поддерживаю связь с Мирандой.

В унисон с эмоциями Маркуса менялось выражение его лица. Кин, неплохо зная друга, мог представить, что за диалог он ведет с самим собой. Наверное, рассуждает о правилах и о том, что Кин их нарушил. Наконец Маркус смягчился, принял задумчивый вид, и Кин с облегчением выдохнул.

– Как у нее дела? – спросил Маркус с такой нежностью, будто читал Бенджамину сказку на ночь.

– С тех пор как я исчез, прошло года полтора. Заметно, что Миранда скучает по Хезер. Но, полагаю, переживет. Это испытание сделает ее сильнее, – ответил Кин и, подняв глаза на Маркуса, заломил бровь. – Недавно поступила в автошколу. Моя малышка за рулем, представляешь?

– Полтора года? Но еще и месяца не прошло, как ты вернулся. Значит, вот почему… – сказал Маркус и, отступив на шаг, с подозрением уставился на друга. – Пенни жаловалась – мол, Кин то вспоминает, как хорошо нам было вместе, то на пару часов становится как чужой. Думает, это связано с периодом восстановления после травмы. Но дело же не в этом? Ты в буквальном смысле разрываешься между Пенни и Мирандой. Человек не способен жить в двух разных временах. Такой вариант для нас не предусмотрен. Да ты и сам это знаешь.

Кин молчал. Он пытался найти ответ, способный удовлетворить Маркуса во всех его ипостасях: друга, сотрудника бюро и брата Пенни.

– У тебя что, Кин, появились сомнения? Не поэтому ли вы еще не выбрали новую дату свадьбы?

Впервые за несколько недель – или месяцев, или даже лет – Кин позволил себе говорить без утайки:

– Такое чувство, что мы с ней знакомимся заново. Но чего-то не хватает. Что-то изменилось. Пенни продолжает исходить из того, что последние четыре года мы прожили вместе. Я пытаюсь соответствовать, но не получается, ведь за время разлуки я прожил целую жизнь. У меня была семья. Теперь все по-другому, и я никак не могу к этому привыкнуть.

Услышав такое признание, Маркус вышел из продуманного покровительственного образа.

– Потому-то я и не хотел, чтобы сестра встречалась с моим коллегой, – сказал он то ли в шутку, то ли всерьез. – Путешествия во времени не идут на пользу долгосрочным отношениям.

– И это слова человека, живущего в счастливом браке?

– Я соблюдаю правила.

– А я мысленно возвращаюсь к нашему с Пенни прошлому. Пытаюсь снова прожить его в ускоренном режиме. Да, это помогло мне вспомнить Пенни, но сами отношения, связь между нами… Этого я вспомнить не в силах. С информацией все просто, но чувства – это проблема, и ее не решить ни анализом, ни исследованиями.

– Просто соблюдай правила, Кин, и все решится само собой. Повторяю, человек не способен жить в двух разных временах, и на то имеются причины.

– Но у меня перестала болеть голова, и…

– Головная боль тут ни при чем. Ты засиживаешься на работе ради общения – кстати говоря, противозаконного – с дочерью, о которой никто не знает и чье существование также противозаконно. Это не идет тебе на пользу. Подчеркиваю, не идет. Нельзя разрываться между двумя эпохами. Наши эмоции для такого не приспособлены.

Маркус предлагал окружить себя стеной из правил – с большой буквы П, но Кин уже не мог отступиться от начатого.

– И что мне, по-твоему, сделать? Бросить Миранду? Однажды она уже потеряла отца!

– Ты вредишь не только себе, но и ей. Разве непонятно? Сам подумай. Ты получаешь письмо при каждом обновлении экрана, а Миранда, прежде чем ответить, день-другой живет своей жизнью. Для тебя проходят секунды, а для нее – целые дни. Просто посчитай. Допустим, ты ответил на четыре письма. Для тебя прошел один день, а для нее – сколько? Неделя? Две?

Внимание Маркуса к деталям принесло свои плоды.

«Он прав», – подумал Кин.

Если продолжать в том же духе, он даже не заметит, как Миранда проживет целую жизнь. Вот тебе и путешествия во времени.

– Ее судьба – не повесть, которую можно прочитать за один присест, – продолжил Маркус. – Всякий раз, когда ты пишешь ей письмо, когда читаешь ее ответ, у вас остается все меньше времени. А когда задерживаешься на работе, Пенни понимает: что-то здесь не так. Но ей ты ничего не рассказываешь. Просто не можешь рассказать. И