Здесь, сейчас и тогда - Майк Чен

радостные приветствия, осторожные похлопывания по спине – такие аккуратные, будто все опасались, что от нормальных крепких объятий Кин переломится пополам. В отличие от других гостей, Маркус лишь кивнул. На его физиономии отразилось сочувствие, но иного толка. Снова знакомые лица. Все больше гостей. Некоторые идут к столу с выпивкой, другие к закускам.

Пенни с братом обменялись формальным поцелуем в щеку.

– Прошу прощения, – сказал Маркус. – Бенджамин приболел. Сегодня с ним остался Инек.

Он повертел головой, внимательно оглядывая комнату, и спросил:

– А где мама с папой? Еще не нагрянули?

– Их не будет, – ответила Пенни.

Она расправила плечи, и ее губы изогнулись так, будто она изнутри закусила щеку.

– Сказали, что не приедут?

– Я их не приглашала. Этот праздник для нас, а не для них. Ты же знаешь, что они устроили бы. Стали бы придираться к мелочам и сыпать сомнительными комплиментами. Эта вечеринка для нас обоих, – кивнула она на Кина, – и я не позволю, чтобы они перетянули одеяло на себя.

– Пенни…

Кин впервые слышал, чтобы Маркус говорил столь серьезным тоном.

– …если не пригласишь родителей, будет гораздо хуже. Давай я позвоню, они приедут, а ты просто не обращай внимания на их слова…

– Нет. Сегодня я не хочу их видеть.

– Я лишь пытаюсь тебе помочь. Понятно же, как все будет. Это путь наименьшего сопротивления. Давай позвоню.

– Им здесь делать нечего. Точка. Не желаешь ли выпить перед едой?

Не дожидаясь ответа, Пенни развернулась и ушла к столику с напитками, а Маркус с тяжелым вздохом повернулся к Кину:

– Ну а ты как? Держишься?

– Просто любуюсь нашей Пенни, – ответил Кин, глядя, как та распоряжается потоком гостей и кулинарными делами, полностью контролируя ситуацию и в комнате, и на кухне. – Сегодня она в своей стихии.

– Вот видишь? – легонько стукнул его по плечу Маркус. – Я постоянно говорю ей об этом. Но меня она не слушает.

– Об этом? О чем?

– О том, что она уже нашла себя. Зачем открывать ресторан? Это же до смешного непредсказуемый бизнес. Пенни только что повысили, теперь она составляет меню для кейтеринга, а дома может закатывать подобные вечеринки. Здесь она как рыба в воде, и рисковать ей совершенно незачем. По-моему, все новые рестораны прогорают через полгода после открытия. В толк не возьму, почему она отказывается меня слушать. Я лишь хочу, чтобы у нее было поменьше проблем и неприятностей. И у тебя тоже.

В его голосе вдруг появились новые нотки, странная смесь покровительства и высокомерия, конкурирующих за первенство в словах.

– Ты же знаешь: я прав.

В душе у Кина вспыхнул конфликт, и верх одержало инстинктивное желание защитить Пенни.

– Она готовит лучше всех, кого я знаю. Даже лучше меня.

– Да, но открыть успешный ресторан? Мама с папой завоевали все эти награды не только потому, что хорошо готовят. Этого недостаточно. Правильно сказали в банке: для успеха требуется нечто уникальное. То, что можешь предложить только ты. Дай угадаю. Пенни еще не составила новый бизнес-план, поскольку до сих пор не определилась с уникальным предложением. Ох, сестричка… – покачал головой Маркус. – Всегда витает в облаках, подальше от реальности.

Из кухни донеслись аплодисменты. Со своего места Кин видел, как Пенни жестикулирует, рассказывая о рецепте. Примерно год назад она завладела всеобщим вниманием, заявив, что им с Кином нужно сделать объявление. Теперь же она просто указывала на термоконтейнеры на столешнице.

Кин протиснулся ближе к Пенни. Их взгляды пересеклись. И хотя ее внешность была притягательной, в сердце не проснулось то влечение, что он чувствовал во снах. Разочарованный, Кин прибегнул к единственному способу забыть о проблемах с Пенни – задумался о Миранде. Наверное, это был правильный выбор.

Когда Пенни подавала блюдо, Кин размышлял о прошлом и о будущем Миранды, что свершилось много лет назад.

Прошел час. Кин стоял в центре урагана из гостей. Каждому хотелось узнать, как у него дела, и тут же вернуться к собственной жизни.

Патрик, профессиональный музыкант, работающий сразу в двух барах, – за стойкой.

Кориандр, постоянно ходит на свидания со всевозможными мужчинами и сокрушается, что в свои сорок два еще не замужем, хотя в этой эпохе в брак редко вступают раньше пятидесяти.

Освин, любитель разглагольствовать о том, как все прогнило, а власть имущие вконец обнаглели.

Падма и Девин нахваливают рецепт Пенни. Пассивно-агрессивная Зои без конца напоминает всем и каждому, что она самый талантливый биохимик у себя в лаборатории, даром что моложе всех остальных. Софи рассказывает бесконечную историю о том, почему в детстве ее прозвали «пиковой дамой». Фария жалуется на новую технологию остановки роста волос.

Столько шума…

– Очень рад, что тебе уже лучше. Слышал нашу новую барабанщицу? Просто улет. Как Моцарт, Боуи и военный оркестр, вместе взятые. Когда будет концерт, занесем тебя в список гостей. Приходи.

– Рост, конечно, остановили, но подстригли слишком коротко, и теперь мне целый год ходить с этой прической.

– Джозеф Марло? Однозначно лучший игрок в лиге. Непревзойденная точность пасов. Видел вчерашнюю игру?

Лязганье столовых приборов, звон посуды, громкие голоса, подогретые спиртным, аплодисменты невпопад и смех по любому поводу.

Улыбки и кивки, предназначенные Кину.

– Сами подумайте, чего еще ожидать в наше время?

– Они необучаемые, честное слово.

– Видал? Коронная вещь, просто коронная!

Предполагалось, что все эти люди помогут Кину почувствовать себя дома, в уюте и благости, но в ответ на подобный натиск внутренние барьеры только росли и укреплялись. Освин пробурчал «не пора ли выпить» или нечто в том же духе, а затем удалился, и Кин закрыл глаза.

Ничего не видать. Благодатная пустота за смеженными веками. Но мозги продолжали кипеть, обрабатывая каждый звук.

Нытье. Напряженность. Накал эмоций. Все это обжигало душу так, что Кину хотелось крикнуть: «В мире и без того хватает скорбей!»

В памяти вспыхнул образ, ностальгический и невыносимо грустный.

Осень тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Веранда родительского дома Хезер в Сан-Диего. До свадьбы несколько месяцев. На столе стопка приглашений, и в каждом опечатка: перепутали две гласные в названии отеля. Телефон размером с кирпич, полностью выдвинутая металлическая антенна, горячая батарейка после часа безрезультатных переговоров с типографией, спор на повышенных тонах над блюдом печенья с шоколадной крошкой. Отец Хезер – его звали Дон – прошел мимо, скрестив руки на груди. Вид у него был самый неприветливый – фамильная черта, неплохо послужившая карьере дочери. В его присутствии все замирало. Он поправил очки, сползшие на кончик носа, поднял седые брови и сухо произнес что-то вроде: «Вот скоро поженитесь и тогда поймете, что