Хайо, адотворец - Мина Икемото Гош

– Мы для создания шумовых эффектов овощи использовали, – продолжила Хайо. Хатамото ведь говорил, что Полевица вернет Мансаку, если Хайо согласится сотрудничать, и что она будет на связи. Придется подождать. Все равно выбора нет. – Но ничего не выбрасывали. Дети потом всё съедали на обед.

– Ага.

Нацуами все глядел на книгу с непонятным выражением лица. Хайо добавила уже мягче:

– Я не хочу быть тюремщиком. Если у тебя будут вопросы, я попытаюсь на них ответить.

– Я не особо рассчитывал на ответы. – Нацуами поднял голову, чтобы она видела его лицо. – И ты… ведь не скажешь, почему ко мне приставили охрану? Это как-то связано с тем, что я не могу ни с кем устанавливать эн? И с тем, что те немногие, с кем удалось… плохо кончили?

Хайо подняла руку, где под кожей мерцал запечатывающий знак молчания, оставленный Токифуйю:

– Нет.

– Ох, заклятие! Позволь взглянуть. – Нацуами протянул пальцы. Он не касался кожи, но Хайо ощутила нечто напоминающее прикосновения зубов. – Чтобы оно перестало работать, надо сломать саму печать, а я не знаю, где Токи ее держит. – Он убрал руку. – А в чем заключается твоя работа, Хайо-сан?

– Называй меня просто Хайо. Гляди. – Она поискала старый пакет из Коура и протянула ему визитку. Похоже, имеет смысл заказать новые.

– Рукотворный ад? – прочел Нацуами.

– Рукотворный ад – это проклятие, – объяснила Хайо. Где-то заработала ветряная станция, и стены затрещали. – Я налагаю татари на указанного человека, и весь мир восстает против него.

– А почему он рукотворный?

– Потому что для этого нужны определенные умения. Частицы неудачи должны сложиться в определенные фигуры, чтобы изменить общий ландшафт везучести, и для каждого нового поручения нужна новая форма. Повторно я их не использую.

– А как сюда вписывается Дзун? – неуверенно уточнил Нацуами. – Ты говорила, что эн приводит тебя к тому, кто в тебе нуждается.

– Иногда адотворческая эн приводит меня к умершему, а уже потом связывает с кем-то, кто готов нанять меня в качестве мести за смерть погибшего. Так произошло с Дзуном-сан. – Хайо показала Нацуами письмена, которые покрывали обе ее ладони за исключением трех пальцев на каждой руке. – Адотворческая эн – часть моего проклятия. Она позволяет мне избавляться от этой печати и использовать силы богов невезения. Если я не буду применять их, они просочатся сквозь печать и выйдут из-под контроля.

– Значит, тот, кто дает поручение, распечатывает для тебя эти силы? – Нацуами смотрел на нее очень внимательно. – Ради мести?

– Да, – ответила она. – Но я не могу явиться к заказчику с пустыми руками. Мы должны знать, кого проклинать. Мне нужны виновник и его мотивы, и только с этой информацией я могу просить поручение.

Нацуами поправил очки:

– Ты уверена, что не я должен дать тебе такое поручение? За смерть Дзуна?

– Уверена.

– Почему?

– Если бы это был ты, мы бы оба это знали. – Она протянула ему коробочку с благовониями. – За Дзуна-сан?

– За Дзуна, – согласился Нацуами и тоже взял палочку. Хайо чиркнула спичкой, подожгла обе. Две дымные струйки сплелись в одну, заполняя комнату ароматом сандалового дерева. – Ты в курсе, что случилось с духом Дзуна?

Хайо поставила свою палочку на подставку:

– Волноходец сказал, что офицеры Онмёрё от него «избавились».

– Подробностей не знаешь?

– Нет. – Хайо сложила руки. Прости меня, Дзун-сан.

– Я тоже. – Нацуами поставил и свою палочку. – Меня мутит от одной мысли об этом. А потом я вспоминаю, что случилось с Токи, и…

Хайо открыла один глаз. Нацуами говорил так, будто его в буквальном смысле мутило.

– Тебя что, сейчас…

– Прошу прощения… Через пару минут я займу уборную, потому что меня тошнит.

Они молча постояли с молитвенно сложенными руками возле дешевой книжки и благовоний.

А потом Нацуами ушел в туалет, и Хайо осталась наедине со своими мыслями. Тоненькое ритмичное поскрипывание стен из-за работающей турбины звучало так, будто кто-то тихо плакал сквозь сжатые зубы. Да, она успела поговорить с последним эхом Дзуна. А теперь заглушили и его.

У нее сдавило грудь. Она быстро направилась в санузел – сделать что-нибудь, хоть что-нибудь – и не придумала ничего лучше, кроме как быстро собрать волосы Нацуами в толстую косу, чтобы они не мешали ему умыться и прополоскать рот.

– Спасибо, – сказал он.

– Не за что. – Хайо вытерла глаза рукавом. И еще раз. – Чаю хочешь?

– Очень.

– У меня он не такой вкусный, как у Волноходца, – предупредила она и выскользнула из ванной, чтобы взять себя в руки.

Кухонные часы показывали без десяти пять утра – второй Час Тигра на исходе.

– А тебя о чем спрашивали? – поинтересовалась Хайо, когда они уселись за новый стол, согревая ладони о теплые стенки чашек.

– О яшиори. Замечал ли я признаки, что Токи постоянно его употребляет. Ведь это незаконно, так что Волноходец был весьма настойчив. Зачитал мне целый список «характерных особенностей поведения». – Уголки губ Нацуами опустились. – Непривычный режим сна, непоседливость и непредсказуемая вспыльчивость? Мой брат сам по себе такой – если у него день удался.

Хайо сдержала смешок:

– И всегда таким был?

– Последние девятьсот лет.

– Ты узнавал у Токифуйю, почему за тобой присматривают?

– Много раз. Он говорит, так необходимо на случай, если вернется бог, совершивший Падение Трех тысяч троих. – Хайо чуть чаем не подавилась. Нацуами, кажется, ничего не заметил. Зато увидел нарэдзуси, которые оставил Токифуйю. – Это что, нарэдзуси из макрели от Маруёси?

– Угощайся. – Она тоже взяла кусочек, когда Нацуами подвинул к ней коробочку. – А какое отношение тот бог и Падение Трех тысяч троих имеют к тебе?

– По версии Токи, я вступил с тем богом в решительный и праведный бой. – Свободной рукой Нацуами взмахнул невидимым мечом. – Но потерпел поражение, вследствие чего остался без единого храма и последователя и позднее без воспоминаний о моей бытности богом. В Онмёрё считают, что если тот бог вернется, то первым делом попытается меня разыскать, чтобы убить.

– Ты так говоришь – «по версии Токи»…

– Сам я ничего не помню о Падении Трех тысяч троих. – Нацуами перевел взгляд на свои испещренные шрамами руки. – Я знаю только то, о чем рассказывает мне Токи.

– И ты ему веришь?

– Ради него самого верю. У меня сложилось такое ощущение, что смерть прошла где-то совсем рядом, и его это задело. – Нацуами погладил шрам на костяшках, толщиной в палец. – Я больше не хочу причинять ему боль. Но сам же вижу, что я… странный. Для бога. Например, я могу спокойно существовать без духовного имени, хотя другие боги так не могут. И Токи не может объяснить, в чем дело.

– Ты хочешь вернуть свое духовное имя?

– Чтобы люди, которым я нужен, могли призвать меня? Конечно, разве это не естественное желание?

Повисла пауза. Свет мигнул, потом снова стал ярче, будто кто-то медленно моргнул. Хайо открыла было рот, намереваясь сменить тему, но Нацуами перебил ее:

– У меня с собой письмо от Дзуна.

Она выпрямилась:

– Серьезно?

– Я забрал его по пути из квартиры. Ты все еще хочешь его прочесть?

– Не боишься, что это станет точкой невозврата?

– Кажется, мы ее уже прошли. – Нацуами потянулся за своей корзинкой и достал из ее недр серо-голубой конверт с расплывчатым иероглифом приватности. – Я пытался уберечь тебя от беды, но мы все равно встретились. И если по просьбе Дзуна я не могу защищать тебя и твоего брата на расстоянии, значит, придется мне быть к вам поближе. И помогать, если в этом есть хоть какой-то смысл.

Он вынул письмо. Голубой лист бумаги, сложенный втрое. Начало было написано карандашом, середина – видимо, когда рука стала подводить, – белой пастелью, а конец был дописан кистью и белой тушью.

Адотворческая эн натянулась. Запели связанные с ней струны.

15-е, Пятый месяц