Потешный полк - Денис Старый

для якобы учёбы государя, смогу создавать государственный заказ для корпорации. Вот, например, смогу часть своего полка обеспечить штыками, а Собакина, соответственно, работой. Ну и корпорацию — взносами от Собакина и не только.

Это очень важно ещё с той точки зрения, чтобы стрельцы увидели: наше общество действительно работает. И что они свои деньги, в виде взносов, отдают не просто так, и не мне на развлечения.

Поговорить с государем, чтобы отправиться в Преображенское не представляло никакой сложности. Достаточно было сказать только лишь то, что там мы можем полноценно заниматься обучением воинскому делу. А ещё я начал рассказывать Петру Алексеевичу про потешные полки.

Конечно же, он о них знал — подобным увлекались и до него, и Алексей Михайлович когда-то в войнушку играл. Однако чёткого понимания, что потешные полки — это не столько потешные, сколько полки, у Петра Алексеевича не было.

А ведь это целая школа. Подготовка офицеров. Мотивированных, образованных, если наладить обучение правильно. Тут же и смотреть на будущих чиновников. Будет кто проявлять способности, у меня хватит опыта, чтобы понять перспективы.

— Ну, Ваше Величество, что скажете? — спросил я, когда показал государю шестизарядный пистолет.

Ружье временно было отставлено в сторону.

Пётр Алексеевич крутил в руках пистолет, правда всё равно искоса посматривал на фузею с примкнутым штыком.

— Видывал я подобные пистоли, — с некоторым разочарованием сказал государь.

Я немного разочаровался, если честно. Когда Степан сказал, что сладил барабанный пистолет, я было обрадовался первому револьверу в этом мире. Но он просто сделал реплику уже имевшегося оружия, которое некогда создал мастер Вяткин, и до него тоже.

Ну да ладно, лиха беда начало. Может, действительно необходимо вначале осознать и принять какие-то переходные модели, чтобы прийти к револьверу? Но как же я скучал по унитарному патрону! А его и не сделать пока, при всем моем желании. Тут еще и химию развивать нужно.

— А после покушения матушка просит меня отправиться в Преображенское. Я никак не желаю, — пожаловался мне, будто своему другу или старшему родственнику, государь. — А пистоль справный. Токмо таких боле десятка сладить затратно зело.

— Ваше Величество, может, сие решение и на пользу пойдёт? В Преображенском и тише и боле возможности обучаться, — спрашивал я.

— Словно бы мономашьей шапки меня лишают, — пожаловался юный государь. — А то я не разумею, что желают бояре?

— А вы, государь, зрите на сие иначе. Меньше бояр, докучавших вам. Меньше догляду. Там же будет время и обучиться. Да и забав будет куда как больше, чем здесь, в Кремле, — говорил я с улыбкой.

— И с тобой видеться не буду. Останется мне токмо скучную цифирь научать с Никиткой. Тебе с полком своим надлежит быть и в Следственной комиссии, — сказал Пётр Алексеевич, вновь беря в руки ружьё со штыком.

— Так для меня, государь, за радость и великую честь быть подле вас. И полковник я. Оттого и полк мой за вами пойти может. Там и учения справлять будем, — говорил я государю. — Ударим репой из пушек по супостату?

Царь улыбнулся.

Я уже знал, что Пётр Алексеевич пока что изрядно тяготится той своей ролью и тем образом жизни, который у него сейчас. По сути, будучи замкнутым в Кремле, этот непоседливый малолетний государь соглашался с ограниченным пространством. А он человек такой, что и огромной России мало будет.

Так что уговорить Петра уехать не составляло особого труда. Он лишь опасался того, что перестанет быть государем. Резонно предполагал, что бояре могут взять такую силу, что потом их уже не обуздать.

— У вас, Ваше Величество, будут преторианцы, гвардия, кремлёвская стража — не столь важно, как такие войска обозвать. И коли они при вас, то и сила царская никуда не денется, — пытался уверенным голосом говорить я.

— А ну, Егор Иванович, покажи сноровку! — в какой-то момент с озорством потребовал царь.

Он протянул мне ружьё с примкнутым штыком. И я показал. Руки помнили немало выкрутасов, которые можно считать чуть ли не за цирковой номер с использованием ружья. Получалось не всегда ловко, тут бы постоянные тренировки не помешали, но всё же царь впечатлился.

Ну а потом я показал несколько приёмов и ударов штыком, которые знал из будущего. Ничего сложного, но и здесь была своя, столетиями выверенная техника. Русская школа штыкового боя — сильнейшая школа!

Что ж, нашёл и я немалое количество плюсов в том, чтобы уехать из Москвы. И главным аргументом, чтобы не переживать и чтобы не думать, что это какой-то шаг назад, было то, что и в иной истории Пётр долгое время провёл в Преображенском. А потом дал жару всей России и не только. А тут я не допущу к власти Софью. Да и Петр Алексеевич не второй царь официально, а первый. Иван так… Рисует очень хорошо. И пусть.

Так или иначе, но к нему должны будут приезжать бояре, хотя бы для того чтобы отчитываться о своих решениях. Чтобы обойтись без этого, нужно не только царя подальше отправлять, но и менять государственную систему управления. Ну а вступит Пётр в своё совершеннолетие — так никуда они не денутся, будут приезжать кланяться и выслушивать решения, а не объявлять их царю.

Моя договорённость с Матвеевым была выполнена. И даже не с Матвеевым, а со всей кликой боярской. Пускай пауки грызутся друг с другом, пока главный хищник будет растить свои клыки и когти. Это я про Петра. Ну и готов быть одним из когтей царя, если нужно будет рвать врагов его.

Пётр Алексеевич сделал знак одному человеку, на вид дьяку или стряпчему. Он сегодня присутствовал на наших занятиях и находился ближе всех. Я не стал спрашивать царя, почему этот человек здесь. Даже Гора, и тот почти никогда не присутствовал на наших уроках.

Сейчас всё встало на свои места.

— Я сам вручить тебе грамоту пожелал. Нынче ты дворянин, Егор Иванович Стрельчин. С правом передать сей чин наследникам своим, — торжественным голосом говорил государь, протягивая мне немалого размера пергамент. — За что говорить не стану. Немало за тобой славных дел, как и спасение жизни моей.

Уже то, что документ был написан на пергаменте, будто бы подчёркивало его ценность. Что же, если не рассчитывать на то, что моё дворянство — это предел, я бы не прочь и графом быть. Я Александра Меншикова опередить в