Беглый в Гаване 2 - Азк

* * *

…атмосферник легко перешёл в горизонтальный режим, скользя на стратосферной кромке — будто над миром, где всё ещё действуют старые правила.

Я смотрел в иллюминатор. Внизу мелькали горы, швейцарские деревушки, затем — ровные квадраты французских полей, водяные жилы Роны, серебристая полоска Атлантики. Мы летели обратно. Туда, где нас ждали дела, задания, и… странное, но реальное ощущение дома.

Генерал подал мне кружку с кофе. Древний армейский термос, никакой тебе керамики. Я сделал глоток — и понял, что этот привкус растворимого кофе на Кубе уже стал привычным, как запах морского ветра или духота в старых вентиляторах медпункта.

— Знаешь, Костя… — тихо произнёс генерал, сидя напротив, — когда я только ехал туда, думал: чёрт, ну и забросили меня в дыру. А сейчас… как-то по-другому всё ощущается. Может, потому что мы начали сами строить?

Я кивнул:

— Не место делает человека, а человек — место. А у нас там уже свой фронт работ и сеть, и друзья, и даже…

— И фронт противников, — усмехнулся он.

— И фронт идеалов, — добавил я. — Вспомни, как всё начиналось, а сейчас — своя структура, золото, фонд, операции через океан…

Мы оба замолчали. Атмосферник уже шел на снижение. В иллюминаторе начали появляться знакомые очертания береговой линии — Куба. Зелёная, влажная, родная.

— Возвращаемся в родной бардак, — усмехнулся я. — Где кондиционеры шумят, как дизели, а местные агенты драпают быстрее ветра.

— И где один зубной техник с мозгами, «Другом» и парой дронов может изменить расстановку в геополитике, — хмыкнул генерал.

Я допил кофе. И вдруг понял — это действительно мой дом. Не по паспорту. Не по рождению. А потому что здесь уже начали прорастать корни. И значит — здесь и надо держать оборону.

Атмосферник мягко сел на тайную площадку среди зарослей у старой базы. Открылись люки. Кубинский жар хлынул внутрь, как привет от старого, потного, но надёжного друга.

Генерал кивнул:

— Ну что, боец. По коням?

— По коням, — ответил я. — И вперёд — за геронтологию и швейцарское качество.

Мы спрыгнули на землю. Куба встретила нас запахом табака, влажных листьев и солёного ветра.

Дома!

* * *

Каса встретила генерала привычным полумраком и запахом влажной пыли, перемешанным с нотками жареных лепёшек и чего-то мятного — видимо, супруга снова сушила свои чудодейственные травы прямо на террасе.

Первой дверь открыла Жанна Михайловна. Волосы чуть растрёпаны, в руках полотенце, на лице выражение такой облегчённой строгости, что Филипп Иванович едва удержался от улыбки.

— Ну, слава Богу… Вернулся. Целый. И даже в костюме. — Она окинула мужа взглядом с головы до ног. — Надолго?..

— Живее некуда, — отозвался генерал, снимая очки и наклоняясь, чтобы поцеловать её в щёку. — А костюм — это для снобизма. Тут нам и в шортах хорошо!

— Ага… Особенно когда кто-то не появляется двое суток и не удосуживается подать весточку. Не подумал, что жена может волноваться?

Она уже стояла с руками в боках, но тон был не железный, а почти домашний. Взгляд скользнул ко мне.

— Так уж двое… Сутки меня дома не было… Ты же знаешь… Служба…

Жанна закатила глаза, но уже с улыбкой.

Генерал кивнул Жанне:

— Ладно, ругнула — теперь можно и про подарки?

Он передал ей аккуратный свёрток.

— Для тебя, любимая. Швейцарская косметика, которую хвалят все, даже разведчицы Моссада. А это — для кухни. Натуральные пряности. Розмарин, шафран, кое-что из лавки старого аптекаря. Пользуйся — и вспоминай меня не только, когда я на службе пропадаю.

Жанна улыбнулась, уже раскладывая свёртки.

— Ну, хоть что-то хорошее притащил.

Глава 23

Инны в доме не было, я аж растерялся и огорчился. Получилось как в песне: я пришел — тебя нэма…

Сзади послышались лёгкие шаги. Инна. В домашнем платье, с полотенцем через плечо и чуть взъерошенной причёской. Она смотрела на меня так, будто хотела одновременно и придушить, и прижаться.

— Ты… — сказала она негромко. — А ты, Костя, тоже хорош. Хоть бы весточку прислал — мол, всё в порядке, дышим. А ты даже не позвонил.

Я кивнул, и только развёл руками:

— Так у нас были дела тонкие, требующие тишины.

Опустил сумку. Медленно подошёл. Она не отходила. И когда я оказался рядом, просто уткнулась мне в грудь, сжав ладонями рубашку.

— Я… скучала, — прозвучало в ткань. — И злилась. И снова скучала.

Я обнял её крепко. Без слов. Вдохнул знакомый запах — кокосового масла, морской соли, и чего-то самого родного.

Я потянулся к сумке, достал небольшую коробочку и подал Инне.

— Держи. Это… не украшение, а нужная в жизни вещь — часы. Водонепроницаемые, но главное — точные. Чтобы мы больше не теряли время. И не теряли друг друга.

Инна открыла коробочку, посмотрела. И просто снова обняла меня, на этот раз крепче. Тепло её рук разлилось внутри, как глоток чего-то очень нужного.

* * *

Под вечер, генерал уже стоял у окна на террасе, и щурясь на солнце:

— Ну что, девочки… мы вернулись. А значит — пора снова устраивать ужин. И планировать, что делать дальше. Мир, знаете ли, не ждёт.

— А мы ждали, — ответила Жанна, — и теперь не отпустим.

Инна вздохнула у меня на плече:

— Только не исчезай вот так больше. Без предупреждения. Пусть даже ради спасения мира…

Я усмехнулся:

— Договорились. В следующий раз — обязательно с открыткой.

Смех зазвучал в комнате — живой, добрый, домашний. А с улицы влетел ветерок, пахнущий манго и свежей тропической пылью. Дом — он снова стал домом.

* * *

Ан-24 с кубинскими опознавательными знаками тяжело оторвался от взлётной полосы аэродрома Сан-Антонио-де-лос-Баньос. Внутри, в кромешной тьме грузового отсека, сидели двадцать бойцов группы спецназа «Tiburones» — «Акулы», и мы, трое сотрудников 16-го управления КГБ с оборудованием радиоразведки.

Самолёт шёл на малой высоте, избегая радаров. «Птичка» без особых проблем сопровождала транспортник, дополнительно маскируя тепловую сигнатуру и размывая отраженные сигналы от американских радаров. Лётчики ВТА Революционных вооружённых сил Кубы привыкли к таким рейсам — Никарагуа, Ангола, Эфиопия. Но каждый раз, когда машину болтало в потоках воздуха над Карибским морем, кто-нибудь из «Акул» стискивал зубы.

— Чёртов «Камарон»! (в отличие от СССР, где Ан-24 ласково называли «Настенька», кубинцы предпочитали «морскую» тему — отсюда и «Камарон», Camarón (исп.) — «Креветка») — пробормотал лейтенант Мендес, сжимая в руках свой автомат.

Мы дружно, не сговариваясь молчали., расположившись на ящиках