Нелегальный экзорцист - Григорий Константинович Шаргородский

интересах. Я это и сам понимал, но как-то старался не замечать подобные мысли, не желая разрушать благостный образ отца Никодима – такого доброго и всё понимающего. Тут же возникло понимание, что если сейчас он попробует надавить, то светлые воспоминания о нём окончательно треснут. Уважение, конечно же, сохранится, потому что, пусть и используя меня, он всё же творит добро, но осадок останется.

Может, мне не стоило обострять вопрос, ведь, если хорошенько подумать, выбора-то никакого нет. Став нужным и даже незаменимым, я смогу жить как прежде, а если взбрыкну, то могут пострадать и близкие мне люди. Нет, в мстительность отца Никодима и благочинного я по-прежнему не верю, а вот скорбники точно отыграются на семье, приютившей, как им кажется, одержимого опасным демоном грешника.

Очень хотелось по-детски отмахнуться от неприятных мыслей, но я сделал над собой усилие, принимая реальность таковой, какова она есть. Похоже, взросление – это не обретение мудрости, а всего лишь разрушение детской наивности и веры в чудо. Не знаю, почувствовал ли отец Никодим мои терзания, или же просто принял для себя какое-то важное решение, но шагнул ближе и положил руку мне на плечо. Я только сейчас заметил, что теперь ему приходится немного тянуться, потому что старик уже куда ниже меня ростом. То ли я, отожравшись, начал слишком быстро расти, то ли его придавила тяжесть ответственности и сомнений.

– Степан, мне без тебя не справиться. Не стану врать, что смогу защитить тебя от скорбников, даже если откажешься, но, поверь, если бы видел другой способ, с радостью не стал бы втаскивать тебя в эту грязь. Порой, глядя на твои поступки, я забываю, что ты всего лишь семнадцатилетний отрок.

Не скажу, что его слова вот прям развеяли все мои сомнения и возродили веру в искренность людей, но, по крайней мере, позволили сохранить хорошее отношение к этому человеку и преодолеть сомнения. Если и есть для меня другой путь, то я его пока не вижу, а значит, нужно продолжать идти по уже выбранному, каким бы сомнительным он ни был. Так что просто кивнул и сказал:

– Я понимаю.

Может, отец Никодим желал услышать что-то другое, но иных слов для него у меня не было. Дождавшись, когда священник уберёт руку с моего плеча, я обошёл его и двинулся в прежнем направлении.

Дойдя до остановки, мы дождались нужного нам трамвая и отправились навстречу приключениям. А в том, что они нас не минуют, можно было не сомневаться – Глинки тот ещё гадюшник. Времени вспомнить всё, что я знаю об этом месте, хватало. В трамвае было достаточно народа, так что особо не поговоришь. Поэтому мы ехали молча, каждый думая о своём. Я давно уже понял, что помню намного больше, чем можно было бы ожидать от дурачка. Когда был им, казалось, информация, как говорится, влетала в одно ухо и тут же вылетала в другое. Но поди ж ты, оказывается, сохранялась где-то глубоко в сознании до поры до времени. И время это пришло, так что сейчас я вспоминал всё то, что рассказывали посетители тётушкиного трактира, выуживая это из самых глубоких уголков собственной, а не заёмной памяти.

Три десятка лет назад в Пинске разразился строительный бум. За городом на берегу Пины, значительно выше порта, был устроен глиняный карьер. Рядом тут же как грибы начали расти кирпичные заводы. Сейчас в городе тоже строят. Вон даже на высотки замахнулись, но уже далеко не так масштабно, как в былые годы. Глинки начали хиреть ещё до возвращения моего отца в родной город. Заводы закрывались, рабочие кварталы вокруг них превращались в притоны. И вот в это милое местечко меня и потащил весь из себя благостный отец Никодим.

Сделав одну пересадку, мы через без малого час оказались на остановке у многоквартирного дома. Неподалёку виднелась громада завода с уходящей в небо толстенной трубой. Труба не дымила, и это значило, что встретить в этих местах простых работяг будет сложновато. Священник дождался, пока остановка опустеет после отхода трамвая, и тихо сказал мне:

– Старайся меньше говорить и не глазеть по сторонам. Не показывай, что ты здесь впервые. Свои способности используешь только после того, как скажу. И вообще, будь начеку.

Высказавшись, батюшка хотел идти дальше, но я остановил его мучавшим меня вопросом:

– А почему его называют Рвачом?

– Потому что силищей обладает неимоверной и в драке пару раз отрывал соперникам конечности. Но ты его так не называй. Не надо. Для нас он Трофим Савватеевич.

Священник пристально посмотрел мне в глаза, словно пытаясь убедиться, всё ли я понял, а затем зашагал по тротуару плохо освещённой улицы. В том, что ему не страшно соваться в такие места, нет ничего удивительного. Уверен, в бытность свою скорбником этот старичок имел дело с такими монстрами, что обитатели Глинок покажутся пушистыми котятами. А вот меня одолевали тревожные предчувствия. Казалось бы, после стычки с борзыми ушкуйниками уверенности в себе должно прибавиться, но те события скорее отрезвили, чем вдохновили. С другой стороны, прежнего липкого страха, вызывавшего желание забиться в уголок и закрыться руками, не было и в помине. Теперь опасения всего лишь сдерживали неразумные порывы, заставляли оценивать риски и постоянно искать пути отступления. Нет, не бегства, а именно отхода в случае, если станет совсем уж жарко и придётся схлестнуться с местными бандитами.

По обеим сторонам дороги возвышались стандартные для таких мест длинные трёхэтажки. Освещение в окнах было настолько тусклым, что вряд ли являлось электрическим. Вкупе с редкими и такими же тусклыми фонарями всё это навевало мрачную тоску. Мы миновали пять таких домов и подошли к одному из трёх подъездов шестого. По пути встретили всего с дюжину прохожих, в основном молодых мужчин. Они смотрели на нас насторожённо. Слава Господу, цепляться никто не стал.

Освещение над дверью не работало, но, когда отец Никодим открыл скрипнувшую створку, изнутри разлился тусклый свет. В парадной с ведущей вверх лестницей обнаружились два мальца лет по тринадцать, играющих в зернь под чуть мигающей лампочкой. Оказывается, электричество здесь всё же есть. Мальцы тут же прекратили игру. Через пару секунд, опознав в нас чужаков, тот, что помельче, метнулся вверх по лестнице и замер на повороте, а старший моментально окрысился:

– Кто такие? Чё надо?

– А кто спрашивает? – миролюбиво поинтересовался отец Никодим.

– Кто надо, тот и спрашивает, – ещё больше раззадорился мелкий поганец, чем-то напоминавший мне Зайца, поэтому не вызывавший особого отторжения. – Чужакам тут не место, а ежели хочется пройти, то платите деньгу, пока не раздели до исподнего.

Для пущей убедительности этот раздеватель продемонстрировал небольшую заточку.