Первый инженер императора IV - Александр Вольт

— Ох, черт бы побрал эту вашу тягу к приключениям на задницы! — прошипел Идрис, с видимой неохотой выхватывая свой тонкий, элегантный стилет. Ему пришлось вступить в бой. Он двигался легко, почти танцуя, уворачиваясь от когтей и зубов, нанося короткие, точные уколы в самые уязвимые места. Но тварей было слишком много.

Пришлось вмешаться и К’тулу.

— Ну, все, хватит, — проскрипел он, и его посох недовольно загудел. Каждое магическое па, каждое сплетенное им заклинание сопровождалось таким хрустом и скрипом в его древних костях, что казалось, будто он и есть то самое воплощение Темного Жнеца из детских страшилок, у которого просто выдался очень неудачный день.

От его посоха срывались сгустки темной энергии, которые, попадая в рукеров, заставляли их корчиться и рассыпаться в прах. Но на каждого уничтоженного приходило двое новых.

И только тогда, когда Идрис, ловко увернувшись от очередного выпада, пронзил стилетом глаз рукера, а тот, взвизгнув, рухнул на землю и начал биться в конвульсиях, осветив своим предсмертным сиянием небольшой грот в скале, откуда они все лезли, до К’тула дошло.

Он увидел это. Ту самую легкую, едва заметную пульсацию в воздухе, то самое слабое, но чистое течение магической энергии, которое они искали. Оно исходило прямо из этого проклятого грота.

Твари сделали себе гнездо. Они свили себе логово прямо на Месте Силы. Как крысы, поселившиеся в королевской сокровищнице. Какая ирония.

Привалившись к валуну, который Фтанг с облегченным вздохом вернул примерно на то место, где нашел, трое мужчин тяжело дышали. Ущелье было завалено трупами рукеров, воздух был тяжел от запаха крови и озона.

— Скажи мне, — нарушил наконец тишину Идрис, вытирая стилет о лохмотья убитой твари. — К’тул. Мы все еще хотим найти эти самые руны? После всего этого?

— Без… условно… — тяжело дыша, прохрипел старик. Его грудь ходила ходуном, а лицо было бледным, как пергамент. — Теперь… теперь еще больше.

Старик лежал, ощущая, как-то самое Место Силы начинает работать. Как его тело буквально заполняется первобытной магией, выгоняя усталость, смазывая суставы, придавая уверенности.

И только Фтанг, которому на то, чтобы отдышаться, потребовалось не более полуминуты, сидел на земле, скрестив ноги, и с явной скукой на лице ковырял в носу. Физическая нагрузка для него была привычным делом, а вот отсутствие дальнейшего действия вгоняло в тоску. Судя по всему, Место Силы никак на него не повлияло.

— Годы уже не те, — снова посетовал Идрис, разглядывая новую дырку на своей многострадальной мантии.

На это К’тул издал свой фирменный смешок, похожий на карканье целой стаи очень недовольных ворон.

— Скажешь это в моем возрасте, зелень, — проскрипел он.

— Нет, — возразил Идрис, серьезно посмотрев на старика. — Надеюсь, к этому времени я уже умру. И, желательно где-нибудь подальше отсюда. Здесь смердит, как… — он на секунду умолк, осматривая поле внезапной брани. — Да, в общем-то, как и следовало бы смердеть подобному месту.

* * *

Далеко на восточной границе

Радомир Свирепый смотрел на запад. Там, за бескрайней, выжженной солнцем и ветрами степью, далеко-далеко на горизонте, виднелось… ну, в общем-то, ничего особенного. Просто горизонт. Но перед внутренним взором предводителя вольных (и по большей части диких) племен стоял город.

И не просто город, а Город с большой буквы. С высокими стенами, полными амбарами, теплыми домами и, что самое главное, с жителями, которые, по глубокому убеждению Радомира, совершенно не ценили все эти блага. И которых, следовательно, было бы неплохо от них избавить. Для их же блага, разумеется.

Великий Новгород или Старая Русса? Да какая, в сущности, разница. Подойдет любой. А в идеале — оба. Сначала один, потом второй. Радомир был человеком практичным и не страдал излишней избирательностью.

За спиной этого крупного, похожего на не до конца обтесанный валун, мужчины раздавался шум. То был не просто шум, а целая симфония звуков, от которой у любого мало-мальски цивилизованного человека начали бы кровоточить уши.

Лязг плохого металла о еще более плохой металл, яростные вопли, внезапные вскрики, переходящие в протяжные стоны, и общая, всеобъемлющая суета. Это его… ну, скажем так, солдаты проводили тренировку.

Тренировка заключалась в основном в том, что более опытные (то есть те, кто умудрился дожить до вчерашнего дня) пинали более новых (то есть тех, кто присоединился к орде сегодня утром). Таким образом передавались бесценные боевые знания.

— Нет, Грызь, ну ты опять не той стороной! — доносился до Радомира поучительный голос одного из «ветеранов», которого звали Шкряб. — Меч, — он терпеливо тыкал пальцем в ржавый кусок железа в руках своего подопечного, — следует держать вот тут! Где обмотка! Это называется рукоять!

— А почему? — с искренним недоумением спрашивал Грызь, пытаясь ухватиться за заточенную часть клинка.

— Потому что в противном случае, — вздыхал Шкряб, — тебе придется надеть хотя бы латную рукавицу, чтобы не остаться без пальцев.

— А где ж ее взять-то, рукавицу эту? — снова спрашивал Грызь.

— А вот в этом, мой недалекий друг, и вся соль! — отвечал Шкряб, после чего раздавался дружный, гортанный хохот всех, кто присутствовал при этом уроке высшего фехтовального мастерства. Затем следовал глухой удар и короткий вскрик Грызя, который, видимо, на практике усваивал новый материал.

Радомир не слушал. Он был полностью погружен в свои мысли, в свои великие планы. В его голове уже выстраивались гениальные стратегии, рисовались карты будущих сражений, а воображение услужливо подсказывало, как именно он будет сидеть на троне одного из этих… как их там… царей. И какой трон удобнее. Тот, что в Новгороде, говорят, помягче.

Однако, когда он медленно, тяжело повернулся к своим людям, на тренировочной площади мгновенно воцарилась тишина. Такая, что было слышно, как где-то в степи одинокий суслик икает от страха. Все взгляды, полные трепета, обожания и плохо скрываемого ужаса, устремились на него.

Радомир обвел их своим тяжелым, пронзительным взглядом.

— Выступаем через два дня, — сказал он. Голос его был глух и мощен, как рокот далекого землетрясения.

Тишина стала еще гуще.

— Мы пойдем на запад, — продолжил он, ткнув большим пальцем себе за спину. — И мы возьмем то, что принадлежит нам по праву сильного. Мы покажем этим изнеженным горожанам, что такое настоящая свобода! Что такое настоящая жизнь!

По толпе пронесся