Воин-Врач III - Олег Дмитриев

помимо блестевших на Солнце шеломов стали появляться богатые высокие шапки, Всеслав качнул поводьями, и Буран вынес его из-под тени деревьев на дорогу, что шла к городским вратам Люблина.

Остановив коня в сотне с лишним метров от ворот, Чародей поднял руку. И переливистый волчий вой затих разом. Сигнальщики глядели во все глаза и дело своё знали, не зря полно́чи места́ выбирали так, чтоб каждый мог видеть не меньше двух соседних.

Крики и паника в Люблине от этой неожиданно навалившейся тишины стали резче, громче и как-то невыносимей.

— Я — князь Полоцкий и великий князь Киевский Всеслав! — разнеслось перед городскими стенами громко, твёрдо, гулко. — Этот город отправил на мои земли две тысячи воров и убийц. Они теперь в Преисподней, где ждут их вечные му́ки до самого Страшного Суда. Я наказал их за грехи, совершённые на русских землях. И пришёл сюда, посмотреть на то место, откуда в мой дом пришёл враг.

Со стен и из города людских криков доносилось всё меньше, все слушали громовой голос одинокой фигуры, что говорил невероятные вещи. Или шёпотом переспрашивали тех, кто слышал лучше. Блажили собаки, голосила птица и скотина. Словом, обстановка в Люблине была нервная крайне.

— Моё имя Яцек, я каштелян этого города, поставлен самим великим воеводой Сецехом! Чем ты докажешь, что и вправду князь русов, а не порождение Сатаны? — донеслось со стены, из-под самой дорогой, наверное, шапки. Рост говорившего был непонятен, как и комплекция — меж крепостных зубцов видно было только меховой головной убор, рыжий, из лисы, наверное.

— Увидишь в Аду своего воеводу — сам у него спросишь, каштелян! — зло бросил Всеслав. Ещё чего выдумал, ключник — чтоб великий князь перед ним ответ держал! А сам вынул притороченный к седлу богатый золочёный воеводский жезл с орлом на вершине и поднял его над головой.

Вороной красавец, спасённый Алесем из ледяной воды, выжил и будто в благодарность за спасение щедро одарил сотника кавалеристов: в перемётных сумах нашёлся и этот жезл, и золотишка прилично, и грамотки занимательные на латыни и немецком, от сырости на удивление мало пострадавшие. Золото князь вернул счастливому и без того сверх всякой меры конному связисту, а остальное принял с благодарностью.

Над стеной разнёсся общий тяжкий вздох — признали, видать, воеводину памятку.

— Город и людей, что посмели зло умышлять против моего народа и моей земли, я забираю себе! — прорычал Чародей тоном, исключавшим и намёки на сомнения. — Кто волю мою и Господа нашего принять откажется — будет предан смерти. Хотите — на мечи кидайтесь, у кого есть, хотите — вешайтесь, мне всё равно. Тем же, кто под руку мою перейдёт, обещаю защиту и освобождение от податей на три года!

Шум на стене и за ней усилился и стал каким-то деловитым.

— Ты лжёшь, проклятый колдун и искуситель! Я выведу воев, мы схватим тебя и передадим королю в цепях! — срываясь на высоких нотах, проорал Яцек, едва не подпрыгивая от распиравшей его злобы.

— Как говорят у нас — была бы честь предложена! — спокойнее, но не тише ответил Всеслав. — Со мной моё верное бессчётное войско!

Он поднял правую руку, перехватив воеводский жезл в левую, и качнул над головой ладонью. И из-за каждого, казалось, дерева вокруг Люблина шагнуло по ратнику в русских бронях. И у них были стяги со знаком Всеславовым. Числом в дюжину. Если под каждым знаменем встанет полк — то они город просто шапками закидают. О том, что воины стояли не стеной, а цепью, местами довольно редкой, в Люблине знали две живых души, которые именно в этот момент спускались по верёвкам к закрытым воротам, пока все с ужасом смотрели на Чародеево войско. А князь продолжал:

— А вместе с силой ратной со мною Правда и сам Господь Бог, что отвернулся от вас, ляхи! И Он сказал мне, что не уберегут врагов моих ни высокие стены, ни крепкие ворота!

В это время две еле различимых отсюда фигуры в белых удивительных одеждах, похожих на сшитые вместе просторные рубахи и порты, с такими же белыми куколями-капюшонами, закончили разматывать уж точно неразличимую отсюда проволоку и замерли по разные стороны от надвратных башен, левой и правой. Оставалось только надеяться, что смотрели они оба сюда, в эту сторону. И что всё пройдёт штатно.

— Ваш город сам распахнёт мне ворота, хочет он того или нет, ибо на то есть воля Божья! — прокричал князь, указывая золотым орлом на собранные из тяжёлых дубовых брёвен и обитые железом створки.

Штатно не получилось.

Щепки и земля с камнями долетели почти до ног Бурана, удержать которого получилось непонятно как. Но то, как взвился на дыбы конь русского князя, явно смотрелось частью плана, зрелищно и эффектно. Свались Всеслав в сугроб, эффект был бы совершенно иным, конечно. Просто снова повезло. Нет, не просто — несказанно повезло.

Распахнуться, как планировалось и как обещал Чародей, вратам не удалось. Одна створка влетела внутрь, пусть и не вся полностью. Судя по истошному крику из-под неё, явно кого-то там покалечив. Вторая створка, точнее — оставшаяся от неё верхняя треть, некоторое время покачалась на вывернутой толстой и широкой железной полосе петли́ с душераздирающим скрежетом, а потом рухнула вниз.

Но Всеслав смотрел не на неё, а на две еле заметных белых тени на чистом снегу, что скользнули вдоль стен и пропали за углами. На них, кроме него, вряд ли обратила внимание хоть одна живая душа: ворота выступили ярко, с огоньком, приковав к себе всё внимание оглохшей и перепуганной до смерти аудитории, подобного бенефиса точно не ждавшей. Князь же вздохнул поглубже зимнего воздуха, отметив, что двигались оба белых призрака вполне плавно и красных луж и полос на снегу за собой не оставили.

— А кроме того сказал мне Господь, что на непокорных, кто слову Его и моему не поверит, ниспошлёт он ангела своего с карающим огненным мечом! — напряг снова голос Чародей, очень надеясь на то, что не всех на стене контузило наглухо.

И поднял над головой отцовский меч, трижды крутанув его, резко, со свистом рассекая воздух.

С вершины лысого холма, от Солнца, поднялась ввысь огромная крылатая тень. Люблин завыл и завизжал от ужаса, кажется, весь, до единого жителя, да так, что недавняя волчья песенка из леса как бы и не