Воин-Врач III - Олег Дмитриев

«яблоки». Те, кто покачивался в сёдлах следом, беззлобно переругивались с впереди идущими по этому поводу, мол, и так на здешних землях достаточно отметились, можно было бы и без дерьма напоследок обойтись. Те, чей транспорт «не сдержал порыва», резонно отвечали, что такого добра нам вообще не жаль, пусть угощаются на здоровье. И вообще, землица лучше родить станет, так что пусть местные ещё и спасибо скажут. О том, чего или кого именно по их мнению должна была родить лесная земля на границе Польши и Волынского княжества — не сообщали.

Князь думал о том, что этот край ещё очень долго будет требовать пристального внимания и твёрдой руки. Я не думал об этом, я это просто знал. Хотя в свете вновь открывшихся обстоятельств, новинок науки и техники, а ещё памятных и крайне успешных, тьфу-тьфу-тьфу чтоб не сглазить, наших с ним выступлений, историческая спираль уже совершенно точно свернула в какую-то другую сторону. И нам, старому Врачу и великому князю-Воину, следовало просто продолжать движение к цели. У нас и план был, да не один, и люди верные, и сил, как выяснялось, хватало. Казалось бы — шагай себе да радуйся. Но идеализма, которым, как известно, только в детстве некоторые непослушные мальчики занимаются, мы себе позволить не могли.

Всеслав на эту мысль фыркнул, напугав сменного коня под собой так, что тот едва с тропы не шарахнулся. Видимо, уж больно по-волчьи прозвучало.

От Берестья решили двигаться рекой. По ней частые санные поезда торговцев и просто проезжих набили вполне себе твёрдую дорогу. И это было не в пример удобнее, чем продираться через леса и болота, пусть даже и за следопытами из местных, по тропкам, что торили их приземистые мохнатые коняшки с вечно грустными большими глазами.

Народ с берегов, завидев стяги Всеславовой дружины, кричал здравицы, кланялся в землю, не в пояс. И не из страха. Особо шустрые выезжали на лёд на лошадях или на лыжах, угощая хлебом, питьём, копчёной и вяленой рыбой. Князь объедать местных на халяву запретил, велев Рыси лично следить, чтоб за любое подношение отдаривались. То, каким счастьем и восторгом загорались глаза пореченских отроков и вполне взрослых мужиков, когда воины самого Чародея давали им серебро, а то и золотишко, искренне умиляло. А всех дел-то: на добро добром отвечать.

После Турова, где ночевали чинно, по-княжески, с баней и щедрым застольем, а главное — получили свежие новости от связистов-голубятников, вышла неожиданная история.

Минул полдень, и передний дозор уже приглядывал на берегу место для привала и обеда. Они и упредили.

— Один. Скачет быстро. Может, за делом каким? — предположил Гнат, оказавшись будто ненароком чуть впереди Всеслава. Вряд ли испугавшись увиденных издали отмашек, конечно. Просто служба такая.

С пологого правого берега, где лес словно подступал к самой реке, едва ли не кубарем выкатился резвый чубарый, подняв ворох снега, разбив, видимо, наметённый сугроб. Из которого следом за ним выскочили странные узкие саночки. Возница, засыпанный снегом, тряхнул головой и плечами, и белый покров слетел на скаку с бурой шкуры, из которой были пошиты и шапка, и шуба. В руках его были лёгкие батожки, будто лыжные палки, которыми он и коня погонял, и транспорт свой ровно удерживал.

— Ходко идёт, молодец, — одобрительно проворчал один из ближних ратников. — Как на вёслах по течению.

Присмотревшись, я увидел, что саночки были челном, лодкой с плоским дном, а когда на наметённом пригорке летучий кораблик и впрямь оторвался от снега, под ним оказались широкие полозья. Оригинальная задумка, интересное решение.

Чубарый перешёл на шаг и остановился возле шеренги из четверых конных нетопырей, что глядели на возницу внимательно и спокойно. Мимо них и тяжелая польская конница вряд ли прошла бы живой или целой. Непонятный саночник поднялся над своей лодкой-снегоходом, распутав какие-то вязки, как на каяках, и медвежья шкура, что скрывала его до самых глаз, скатилась вниз, как сброшенный плащ.

— Ого! — только и смог произнести всегда собранный и равнодушно-спокойный воевода Рысь.

— Творожку привезла свежего, да с вареньицем! Не побрезгуй отведать, батюшка-князь! — звонким и чистым голосом, разлетевшимся над Припятью, воскликнула она. В санках-лодке оказалась девка! Вытертая шубейка нараспашку, бурый подол грубого платья, да того же цвета мохнатая шапка на голове указывали, что роду она была явно не богатого, но говорила смело, бодро.

— А давай, хозяюшка-краса, чего бы и не угоститься? — с улыбкой ответил Всеслав. И четвёрка перед ним чуть расступилась, по-прежнему не сводя глаз со звонкой возницы. У них тоже работа была такая же, что и у Гната.

— Коли ты здешняя, подскажи, где мне полусотню на привал определить, чтоб костры развести да горячего похлебать? — уточнил князь, с интересом рассматривая гостью. Что явно робела, но виду старалась не подавать.

— Так а чего тут, на ветру-то, сопли морозить? — вскинула красивые тёмные брови она. — Хуторок мой тут, чуть поболе, чем полверсты до него. Лес кругом, тихо, не дует. Милости прошу в гости, князь-батюшка!

И она поклонилась глубоко, коснувшись рукой бурой шкуры в ногах. Рысь нервно ёрзнул в седле. То ли негодуя от внеплановой задержки на маршруте, то ли от того, что, как уже было отмечено при знакомстве с Домной, бюстгальтеров в эту пору не носили. За неимением.

Девка выпрямилась и развела плечи. Не то стараясь приободриться, не то зная об эффекте воздействия на мужиков некоторых своих выдающихся черт. А подбородочек-то, ладненький такой, подрагивал у неё. Как и голос. Из-под бесформенной шапчонки выбилась прядь чёрных, как вороново крыло, волос, которую она поправила привычным чуть досадливым движением. Пальцы тоже еле заметно дрожали.

— Как зовут тебя, красавица? — не убирая улыбки мягко спросил Всеслав.

— А Леськой, батюшка-князь. Хотя, теперь уж Леськой-сиротой, — ответила девушка, и на последнем слове голос дрогнул гораздо заметнее. И слёзы показались в глазах.

— Рысь, свернём, заедем в гости, раз позвали вежливо. Леся, мои вои по твоему следу вперёд пойдут, если есть там что, о чём знать им нужно — сразу скажи, — князь не смотрел ни на друга, ни на внезапную сироту. Чувствуя, что и здесь не избежит тайн и сюрпризов, не все из которых могли оказаться приятными.

— Двор Си́вка и Волчок сторожат, они чужих не любят, надо, чтоб я первой зашла да уняла их, — утерев быстро нечаянные слёзы тыльной стороной