Воин-Врач III - Олег Дмитриев

Найдём, Государь! — заметно оживился Стах. — Ян, пошли ко мне кого-нибудь, там под лавкой справа две фляги ещё, последние. И пусть еды захватят на рынке у ятвягов или волынян: мороженой капусты кислой с клюквой, да их мясного шпика, который там зовут са́лом! И пару жбанов напитка из ягоды-боровины, они называют его «брусничный морс», обязательно!

Невзрачный кивнул и пропал, так, что даже дверь не скрипнула. Королю подумалось, что хоть кто-то из оставшихся верных людей на что-то да способен. Пусть пока в чём-то малом. Он помнил книги и науку учителей: большой триумф непременно складывался из небольших, незаметных достижений, из маленьких побед. Оставалось только надеяться, что способность добыть еду и питьё можно было приравнять к ним.

Ян вернулся быстро и снова незаметно, будто сам собой появился за столом и вовсе никуда не уходил. И пить не стал, вежливо извинившись, сославшись на слабое здоровье и предположив, что начальству нужнее. И в целом не ошибся. Заказ воеводы доставили на диво быстро, хоть и в три приёма: сала не нашли на рынке, и пришлось едва ли не по домам ходить на том конце, где жили или останавливались торговцы с востока. Но и с этой непростой задачей войско польское справилось.

— И как же одолеть его, Стах? Если он, как ты говоришь, может ведро той хренотени выпить и потом ещё по льду летать с железом на ногах? — пытал старого воина король. Они уже сидели рядом, почти в обнимку.

— Хренову́хи. То не я говорю, Государь, — оправдывающимся тоном гудел воевода, — то люди с тех краёв говорят. А народишко-то, сам знаешь, и приврать может.

— Это — да, — тоскливо вздохнул монарх и потянулся за салом. — Никому веры нет. Каждая гнида обмануть норовит. Генрих крутит чего-то: то приглашает, то забывает, чего обещал. Папа епископов наприсылал, в каждом большом городе чуть ли не по два. Всякий раз напоминают о душе и о том, что выше власти Господа и крепче страха перед Ним ничего в жизни быть не может. Серому люду и чёрному, безземельным и бродягам. Эдак и до бунта недалеко. Тяжко, Стах! Эта ещё…

Болеслав сокрушённо качнул головой в сторону высоких дверей. Воевода выразил мужскую солидарность понимающим мычанием, но о ком шла речь выяснять не стал.

— А если он и впрямь по ведру в день выпивает, за три дня тысячи вёрст преодолевает, громом и молниями повелевает — не одолеем, — выдал Болеслав, прожевав капустку и сморщившись, перекосившись аж, когда лопнула на крепких зубах сочная и холодная красная ягода. Явно со льда сняли миску с закуской.

— Пожалуй, и не одолеем, — кивнул Стах, едва не упав, когда правый локоть его предательски съехал с края столешницы. — Нет, ты не думай! Отдашь приказ — мы все как один…

— Чего «как один»? Под лёд топорами уйдёте? — горько переспросил король, подняв на воеводу глаза.

— А мы после ледохода пойдём! — с пьяной хитростью громко прошептал Стах.

— А я и думать не хочу, чего у него на этот случай заготовлено, — замотал головой монарх. — Гляди: пара-тройка сотен воев, и за одно утро он занял крупный торговый город. Костёл ещё развалил зачем-то…

— Так то ж не он, — нахмурился воевода.

— А кто? — не понял Болеслав.

— Ангел Господень! — торжественно пояснил старый воин, задрав вверх указательный палец, верхнюю фалангу на котором отрубили когда-то давно, когда король не то, что под стол ходил, а вряд ли вовсе на свет народился.

— Ну да, ещё и ангелы у него на посылках, и ворота дубовые он словом Божьим с петель срывает, — Болеслав вздохнул долго, прерывисто. — Нет, биться с ним точно не с руки нам. Надо думать, как теперь к мирным переговорам подступиться. Союзниками стать.

— Сдаться⁈ — прорычал Стах. — Это ж позор!

Седой воевода врезал кулаком по столу так, что посуда подскочила, как и сидевший рядом Ян. Болеслав же и ухом не повёл.

— Позор для короля — это когда королевичи на него не похожи. Когда дочери со всякими голодранцами из замка убегают «от большой любви». А самый страшный позор — если земли свои и народ свой не сможет тот король от гибели спасти. Любой ценой. Сохранить корону, но потерять подданных и страну, остаться гордым изгнанником, что на чужбине другим властителям на жизнь тяжёлую жалуется, как Изяслав вон недавно — это, Стах, позор. А в том, чтоб границы и людей внутри них сберечь, пусть и склонив голову, срама нет. Вон, к Генриху с дорогими подарками сколько раз посольства направляли и мы, и чехи, и мадьяры?

Остановив флягу на полпути ко рту, Болеслав вдруг замер, будто осознав что-то очень важное.

— Если то, что про Всеслава Чародея говорят, хоть на треть правда, а всё к тому и идёт, то совсем скоро за королевскими коронами и мантиями ездить станут не к папе и не к императору. А за их земли, лены, слуг и рабов пусть они сами переживают. Я, пожалуй, цепным псом стеречь восточные границы Генриху не подряжался. А в том, чтоб подрядиться ко Всеславу беречь его западные, есть смысл. А позора нет. Вот что я думаю!

Кивнув, соглашаясь сам с собой, некоронованный пока король Польши глотнул чудодейственного жидкого огня из удобной фляги, пристукнув ей по столу, подводя итог совещания. Думая о том, что на одной торговле новинками от русов, вполне можно заработать гораздо больше, чем на лесе, рыбе, зерне и даже серебре. Осталось определиться с тем, как выйти с Чародеем на переговоры. И стоит ли просить титул короля, почётный, но не особенно отличавшийся фактически от его наследного — великого князя Польши.

Старый воевода Стах храпел, лёжа на столе щекой, устроив бороду в блюде с кислой капустой. А неприметный Ян смотрел на Болеслава с выражением облегчения, изумления и благодарности. Воины, что явные, что тайные, всегда, кто бы что ни говорил, испытывают именно эти чувства, когда узнаю́т, что властители нашли-таки способ обойтись без драки. Пусть даже только на некоторое время.

Глава 14

Возвращение домой

Леська оказалась не просто сиротой-найдёнышем-подкидышем. Это был самый настоящий дар Богов, в чём не было сомнений у Всеслава, или редчайшая удача, в чём был абсолютно уверен я. А в