Девять жизней - Квинтус Номен

я внимательно слушал, что другие говорят: ведь у местных и мысли были куда как более приземленными, что ли, а значит – в текущих условиях более качественные. И я таким образом узнал, как вообще тут племена друг с другом коммуницируют, а когда узнал, выдал еще одну «коммуникационную» идею.

Хорошо, когда в обществе действую монархические порядки! Или, по крайней мере, порядки мартиархальные: Гух сама подумала, сама все со всех сторон обдумала, а затем, задав мне один вопрос и получив однозначный ответ, постановила: «Да будет так». Вопрос она задала простой: «а мы всех прокормим зимой?», а мой ответ «да» она сочла истиной в последней инстанции. А идея заключалась в том, чтобы к нам пригласить (по крайней мере на предстоящую зиму) еще две «семьи», одна вроде бы поменьше нашей, а другая как бы чуть побольше. То есть вероятность того, что получится обе пригласить была не особо высокой: здесь и сейчас племена как раз осенью на определенных местах встречались (с целью, как я понял, обмена «племенным фондом» главным образом), но так как календарями местные обзавестись не успели, то «определенные места» они и посещали… иногда, при наличии того самого «обменного фонда» в основном. Но я выступил против того, чтобы «наш фонд разбазаривать», и Гух мои доводы восприняла в целом положительно. Так что к месту «ежегодной встречи» отправилась от нас «сокращенная делегация» из трех человек. Мне пришлось изрядно потрудиться, что бы эту делегацию «правильно подготовить»: всем троим я подогнал рубашки по размеру ( все же ростом тетки были заметно ниже меня, но в плечах куда как шире, а шустро иголкой пока никто в племени работать так и не научился), рюкзачки им тоже подобрали с ценными вещами (правда, все единодушно решили, что даже одну линзу им давать все же не стоит, но один ножик все же выдали сугубо «в демонстрационных целях»). И, как я понял, вернуться делегация должна была где-то через месяц или даже чуть позднее: Гух сказала, что вернуться они «до снега».

Сентябрь выдался довольно теплым, заморозки ночные только в самом конце начались – причем в лесу морозы вообще пока не случались так что и грибы еще там собирать удавалось. Но интереснее было то, что откуда-то взялось довольно много птиц, главным образом тех, которые я решил считать гусями. И были они явно перелетными: даже после того, как охотники выбивали из стаи десяток тушек, эти стаи на следующий день снова спокойно к себе подпускали людей с палками и камнями. То есть были это, скорее всего, уже просто другие стаи – но меня это радовало: я сумел вообще все освободившиеся бутылки жиром перетопленным заполнить. А котики так вообще на сытных харчах на глазах мордели. И жизнь, казалось, стала окончательно налаживаться.

А в середине октября вернулись наши «делегаты», причем вернулись они не одни. Вообще-то Гух им дала исчерпывающие инструкции, однако, как выяснилось, она тоже далеко не все предусмотрела: на общее сборище в этот раз пришла не одно племя и даже не два, а сразу четыре – причем одно вообще никому не знакомое. А так как «вводная», данная нашим мариархом была «приглашать всех», делегаты всех и пригласили. И все взяли – и согласились, так что к нас приперлась толпа, состоящая из пяти десятков граждан разного возраста. И даже очень разного внешнего вида, да и не только внешнего.

Все же среди неандертальцев (как и среди почти всех тутошних хищников) было четкое понимание того, кто на данной территории главный, так что распоряжение Гух «копать и таскать» все пришельцы бросились исполнять без возражений и обсуждений. А матриарх мне сказала, что «если с едой будет совсем плохо, то у пришельцев найдется, кого можно съесть». Ну я-то никого из гостей жрать точно не собирался, хотя по моим прикидкам нашего запаса на всех уж точно не хватит. Но если в лесу и в степи звери полностью не переведутся, то, возможно, получится обойтись и без людоедства. То есть придется без этого обойтись: я уже прикинул, как благодаря новому пополнению мне обустроить для себя счастливую старость. Конечно, до этой старости еще и дожить как-то нужно, но когда народу становится много, перспективы доживания начинают выглядеть как-то более перспективно. А то, что жратвы запасено маловато… я помнил одно правило, которое мне Сашка высказала в отношении котиков сибирской породы: зимой котам страшен не голод, а отсутствие возможности выспаться в тепле. Думаю, что для людей что-то похожее тоже применимо, так что если у всех тут будет теплый дом, то и с голодом серьезных проблем можно будет как-то избежать. А насчет именно теплого дома у меня уже ни малейших сомнений не было, так что я вместо того, чтобы о еде волноваться, стал раздумывать над тем, как нам обустроить Россию… в смысле, как мне здесь и сейчас выстроить локальный рай на земле. Для котиков, конечно, ну и для меня, как главного из опекуна и оберегуна, тоже. И мысли у меня рождались очень даже конкретные…

Жизнь вторая: Время крестьянских торжеств

Народ очень хорошо понял указания мартриарха моего племени, которые, если излагать их кратко, сводились к одному: те, кто себе дом выстроить успеет, зимой скорее всего не замерзнет и останется жив, ну а те, кто не успеет – это уж как повезет. Я уже знал, как они выживали зимой до моего, так сказать, появления: для зимовки они выкапывали яму – неглубокую, где-то в полметра всего, сверху строили из палок (или, чаще, из костей разных зверей, связанных кожаными полосками) что-то вроде каркаса шалаша, покрывали его шкурами – а внутри непрерывно жгли небольшой костерок, дым от которого отпугивал хищных зверей. Заодно этот костерок согревал «помещение», в котором они и проводили большую часть времени – но все равно там было, скажем, довольно прохладно, так что они и сами в шкуры довольно плотно укутывались. Но при всем при том для выживания в таких суровых условиях им требовалось постоянно есть, и есть очень много – а в зимнее время из доступной еды было только мясо.

И они, собственно, в эту очень неприветливую мамонтову тундру и перебрались потому, что тут мяса бродило довольно много: так как снега за зиму выпадало, как я сам смог заметить, хорошо если сантиметров на двадцать, а трава за короткое лето успевала вымахать на пару метров и основательно высохнуть на корню, травоядной скотине