Темный Лорд устал. Книга V - Тимофей Афаэль

теми, кого можно найти, прижать к стенке и уничтожить. Но как воевать с городом? С женщиной, которая продает тебе пирожки с улыбкой, а через час ты блюёшь от отравления? С подростком, который прокалывает шины, пока ты отвернулся? С рабочим, который сидит дома с официальной справкой, и ты не можешь доказать, что он симулирует?

Бык затянулся последний раз, швырнул окурок вниз, на асфальт.

— Ну что же, «Святой», — пробормотал он в пустоту. — Это война.

Он повернулся, направился к лестнице вниз.

— Только ты забыл одну вещь. В войне побеждает тот, у кого больше силы.

Глава 10

Степан Васильевич проснулся от пения птиц.

Он лежал в своей постели, глаза ещё закрыты, и несколько секунд не мог понять, что его разбудило. Это был не резкий звонок будильника и не кашель жены, который врывался в его сон каждое утро последние двадцать лет.

Степан прислушался и тут до него дошло — его разбудило пение птиц. Чистое, звонкое и радостное.

Степан Васильевич медленно открыл глаза и посмотрел на потолок. Утренний свет лился через щель между шторами — мягкий, тёплый, золотистый. Не привычный серый и тусклый, пробивающийся сквозь завесу смога, а…

…Золотистый.

Он повернул голову. Рядом, на своей половине кровати, спала его жена — Марина. Её лицо было спокойным, расслабленным. Дыхание ровное, без хрипов и кашля. Волосы, тронутые сединой, рассыпались по подушке.

Степан Васильевич смотрел на неё и чувствовал, как внутри поднимается радость.

Впервые за двадцать лет она спит спокойно.

Он осторожно, стараясь не разбудить жену, приподнялся на локте и прислушался.

Тишина.

Словно он жил не в городе, а где-нибудь в деревне, такая тишина стояла — живая, дышащая тишина. Где-то внизу слышался смех детей, игравших во дворе, шелест листвы за окном, далёкий гул машин на главной улице — размеренный, спокойный, не раздражающий.

Город жил.

Степан Васильевич осторожно встал с кровати, накинул халат, подошёл к окну и раздвинул шторы.

И замер.

За окном был Воронцовск — его город, его дом. Но не тот Воронцовск, который он помнил пять месяцев назад. Не серый, задыхающийся, умирающий городок с закрытыми заводами и пустыми улицами.

Перед ним был город, который ожил.

Улицы чистые, асфальт свежий, без ям и трещин. Дома отремонтированные, с новой краской на фасадах — яркие, ухоженные. Вдоль тротуаров тянулись ряды деревьев с густой, сочной листвой. Клумбы на каждом углу — цветы яркие, здоровые, буйно цветущие.

И главное — воздух.

Степан Васильевич глубоко вдохнул через открытое окно.

Чистый и прозрачный. Без намёка на заводской смог, который двадцать лет забивал лёгкие и оседал на подоконниках жирной копотью.

Он посмотрел на горизонт — и увидел горы.

Далёкие, синие и чёткие. Их всегда скрывала дымка смога от старого завода. Степан Васильевич знал, что горы там есть — видел их на картах, но никогда не видел своими глазами.

А сейчас они были перед ним — величественные и красивые.

— Степа?

Он обернулся. Марина Ивановна проснулась, села на кровати, потирая глаза. Её голос был сонным, но мягким, без привычной хрипотцы.

— Доброе утро, — тихо сказал Степан Васильевич, и в горле вдруг перехватило.

Она посмотрела на него, потом на окно за его спиной. Встала, подошла, обняла его сзади, положив голову на плечо.

Они стояли молча, глядя на город.

— Степа, — прошептала она наконец. — Ты слышишь?

— Что? — спросил он, не отрывая взгляда от гор на горизонте.

— Тишина, — она крепче обняла его. — И… Катенька сегодня ночью совсем не кашляла.

Степан Васильевич замер.

Катя — их десятилетняя дочь. Всю жизнь она просыпалась по ночам от приступов кашля — сухого, надрывного. Врачи говорили — хронический бронхит, обострённый плохой экологией. Лекарства помогали слабо, а последние два года стало только хуже. Степан уж совсем собирался оставлять пост и уезжать, чтобы не мучать ни жену и дочку.

Марина вставала к ней каждую ночь. Держала за руку, гладила по спине, давала сироп. Иногда Катя кашляла так сильно, что не могла дышать.

А сегодня…

— Совсем? — хрипло переспросил Степан Васильевич.

— Совсем, — подтвердила жена, и в её голосе дрожали слёзы. — Проспала спокойно всю ночь. Я заходила проверить — дышит ровно и без хрипов.

Степан Васильевич закрыл глаза, и по щекам потекли слёзы. Впервые за несколько лет его дочь спала спокойно. Потому что воздух чистый и потому что Калев Воронов сделал то, что казалось невозможным.

— Марин, — прохрипел он сквозь слёзы, не открывая глаз. — Я… я не знаю, как его благодарить. Если бы не он, нам бы пришлось уехать. Я ведь собирался оставить пост и увозить вас.

Марина крепче обняла его, уткнувшись лицом в спину.

— Я знаю, Степа. Я знаю.

Они стояли так несколько минут, молча, обнявшись, глядя на город и горы за окном.

Потом Степан Васильевич вытер глаза, глубоко вдохнул — снова этот чистый, невероятный воздух — и выпрямился.

— Мне нужно на работу, — сказал он, и голос окреп. — Много дел.

Марина отпустила его, улыбнулась.

— Иди. Я разбужу Катю. Сегодня у неё контрольная по математике.

Степан Васильевич кивнул, повернулся к шкафу, начал одеваться.

Надел свежую рубашку — белую, отглаженную. Костюм — тот самый, который подарил ему Хозяин перед поездкой к губернатору. Тёмно-синий, безупречного покроя, который сидел на нём как влитой и заставлял чувствовать себя уверенно.

Он посмотрел на себя в зеркало и увидел не того забитого, сгорбленного провинциального чиновника, каким был пять месяцев назад, а мэра процветающего города.

Представителя Калева Воронова.

Степан Васильевич важно поправил галстук, взял портфель и вышел из спальни.

На кухне его ждал завтрак — Марина уже успела накрыть стол. Яичница, свежий хлеб, кофе. Домашний и уютный запах разносился по квартире.

Катя сидела за столом в пижаме, сонная, с растрепанными волосами. Увидела отца, улыбнулась.

— Доброе утро, пап!

Голос правда был звонкий, чистый и без хрипов.

Степан Васильевич подошёл, поцеловал её в макушку.

— Доброе утро, солнышко. Как спалось?

— Отлично! — она потянулась, зевая. — Мне даже приснилось что-то хорошее, но не помню что.

Марина Ивановна стояла у плиты, переворачивая яичницу, и её глаза были влажными.

Степан Васильевич сел за стол, выпил глоток кофе. Посмотрел на жену, на дочь.

Его семья здоровая и счастливая.

Спасибо, Хозяин, — подумал он, сжав чашку в руках. — Спасибо за то, что ты сделал. Я никогда не забуду этого — никогда.

Он доел завтрак, попрощался с семьёй и вышел из квартиры.

На улице было тепло и солнечно. Степан Васильевич шёл по тротуару к своей служебной