Темный Лорд устал. Книга V - Тимофей Афаэль

Вышел из машины, выпрямился, поправил галстук.

Хороший день, — подумал он, глядя на здание. — Очень хороший день.

Поднялся по ступеням, толкнул дверь и вошёл внутрь.

В холле было чисто, светло. Секретарша на ресепшене — Анна Сергеевна, женщина средних лет с доброй улыбкой — подняла голову, увидела мэра и встала.

— Доброе утро, Степан Васильевич!

— Доброе утро, Анна Сергеевна, — ответил он, улыбаясь. — Как дела?

— Отлично! — она протянула ему папку с документами. — Вот отчёты по вчерашним вопросам. И ещё… — она помялась, — … у вас посетитель.

Степан Васильевич поднял бровь.

— Посетитель? Кто?

— Мэр Котовска, — тихо ответила Анна Сергеевна. — Иван Петрович Морозов. Приехал без предупреждения и сказал, что это срочно. Ждёт в вашем кабинете.

Степан Васильевич замер.

Мэр Котовска.

Они виделись всего два дня назад на совещании у губернатора. Когда Хозяин разнёс Громова в пух и прах и показал всем собравшимся, как должно выглядеть настоящее управление.

Тогда Иван Петрович был в группе «отверженных» мэров — тех, кого губернатор игнорировал, унижал, заставлял ждать часами в приёмных.

Степан Васильевич помнил его лицо — изможденное, серое, с потухшим взглядом.

Зачем он здесь? Что случилось?

— Хорошо, — сказал Степан Васильевич, взяв папку. — Спасибо, Анна Сергеевна.

Степан Васильевич остановился перед дверью, глубоко вдохнул и толкнул её. Внутри, в небольшой приёмной перед его кабинетом, у окна стоял человек.

Невысокий, сутулый, в потёртом сером костюме. Руки сцеплены за спиной, голова слегка опущена, он смотрел на город за окном, не шевелясь. Степан Васильевич закрыл дверь за собой, и человек обернулся.

Иван Петрович Морозов — мэр Котовска.

Когда он видел его ранее, Иван Петрович выглядел плохо — измождённым, уставшим, с тёмными кругами под глазами, но сейчас… сейчас он выглядел ещё хуже.

Лицо серое, осунувшееся, глаза запавшие, с красными прожилками, щёки впалые, а губы сухие, потрескавшиеся. Костюм мятый, словно он спал в нём несколько ночей подряд, галстук перекошен и волосы растрёпаны.

Но главное — его запах.

Степан Васильевич почувствовал его, едва войдя в приёмную.

Страх и это не метафора. Настоящий, физический запах человека, который живёт в постоянном ужасе: пот, усталость и отчаяние.

— Иван Петрович, — тихо сказал Степан Васильевич, останавливаясь в двух шагах от него. — Доброе утро. Я… не ожидал вас увидеть.

Мэр Котовска стоял молча несколько секунд, глядя на Степана Васильевича пустым взглядом. Потом медленно кивнул.

— Доброе, — прохрипел он. Голос был хриплым, надломленным. — Извините, что без предупреждения. Я… мне нужно с вами поговорить.

Степан Васильевич кивнул, открыл дверь в свой кабинет.

— Проходите, пожалуйста.

Иван Петрович медленно, словно через силу, прошёл мимо него в кабинет. Шаги были тяжёлыми, неуверенными. Степан Васильевич последовал за ним, закрыл дверь.

Кабинет был светлым, просторным, большие окна пропускали утреннее солнце. За окном виднелся центр Воронцовска — чистые улицы, ухоженные скверы, отремонтированные здания. Вид, которым Степан Васильевич гордился каждый день.

Иван Петрович остановился у окна, посмотрел на город. Не сел и не повернулся, а просто стоял, глядя на чистые улицы за стеклом.

Степан Васильевич прошёл к своему столу, положил папку с документами.

— Присаживайтесь, Иван Петрович, — сказал он мягко, указывая на кресло напротив стола.

Мэр Котовска медленно оторвался от окна, подошёл к креслу и опустился в него. Сел тяжело, плечи ссутулились ещё сильнее. Руки легли на подлокотники, пальцы дрожали.

Степан Васильевич сел напротив, за своим столом, и внимательно посмотрел на коллегу.

— Что случилось, Иван Петрович? — спросил он осторожно. — Вы выглядите… неважно.

Мэр Котовска усмехнулся — коротко, без радости. Звук получился хриплым, почти как кашель.

— Неважно, — повторил он. — Да. Неважно.

Он провёл рукой по лицу, потёр виски.

— Степан Васильевич… я не вернулся в Котовск после того совещания.

Степан Васильевич моргнул, удивлённо глядя на него.

— Не вернулись? Но… прошло уже два дня…

— Я знаю, — прохрипел Иван Петрович. — Два дня я провёл в областном центре и пытался найти помощь. Звонил во все инстанции, которые смог вспомнить: прокуратура, министерство здравоохранения, экологическая инспекция, даже в региональное управление МВД. Везде одно и то же: «Вопрос изучается», «Нет оснований для вмешательства», «Документы завода в порядке».

Он сжал кулаки на подлокотниках.

— Я пытался найти хоть кого-то, кто поможет: юристов, активистов, журналистов — кого угодно. Все либо боятся связываться с кланами, либо просто не верят. Говорят — если завод работает легально, значит, всё в порядке. А то, что люди болеют… — голос сорвался, — … это «недоказуемо».

Степан Васильевич молчал, не зная, что сказать. Иван Петрович глубоко вдохнул, выдохнул. Посмотрел в окно — на чистый, солнечный Воронцовск за стеклом — и в его глазах мелькнула зависть.

— Я два часа ехал сюда из областного центра, — сказал он тихо. — Смотрел в окно машины и видел ваш город: чистый и ухоженный. Люди на улицах улыбаются, дети играют и всё… живое.

Он снова посмотрел на Степана Васильевича.

— А потом я вспомнил свой город и понял, что я словно приехал из ада.

Тишина повисла тяжёлая. Степан Васильевич сидел, не зная, что сказать.

— Расскажите, — произнёс он наконец. — Что сейчас происходит в Котовске?

Иван Петрович закрыл глаза, откинулся на спинку кресла.

— Город умирает, — сказал он просто. — Медленно, каждый день и каждый час.

Он открыл глаза, посмотрел в потолок.

— Завод продолжает работать и люди продолжают болеть. За последние три недели — с момента запуска этого проклятого завода — в городскую больницу обратились больше двух тысяч человек. Мигрени, носовые кровотечения, приступы агрессии, кошмары, бессонница. И это только те люди, кто дошёл до врачей. Множество людей, как вы сами понимаете, просто молчат и терпят.

Он сжал кулаки.

— За последние две недели умерло двадцать три человека, Степан Васильевич. Двадцать три и все с одинаковыми симптомами. Здоровые, крепкие люди… были.

Степан Васильевич побледнел.

— Боже мой…

— Официальные причины смерти? — продолжал Иван Петрович, и голос становился жёстче. — Менингит, пневмония, сердечная недостаточность. У здоровых людей, которые до этого не жаловались на болезни.

Он наклонился вперёд, положил локти на колени.

— А ещё город заперли. Повезло тем, кто успел уехать, сейчас блокпосты на всех выездах. Наёмники Чернова проверяют всех, кто пытается уехать. Официально — «временные меры безопасности». Неофициально — нас держат в клетке, когда люди пытались прорваться. Один мужик на грузовике попытался проскочить блокпост, и его остановили, избили так, что он неделю в больнице пролежал.

Степан Васильевич сидел, не в силах вымолвить ни слова.

Иван Петрович поднял голову, посмотрел на него.

— Мы живём в трудовом лагере, Степан Васильевич. Нас заперли, травят и