Сильные не убивают, книга 2 - Яна Каляева

энергии их взаимодействия сэкономить электричество для пары морозильных камер. Никогда нам, простым, как кирпичи, снага-хай, не понять тонкую душевную организацию эльфов. Хотя, может, Токс просто ревнует — кажется, песенки Моти лучше вовлекают детей в авалонский, чем ее уроки.

В целом с тех пор, как удалось договориться с опричными курсантами о перемирии, обстановка сделалась куда более расслабленной. Я перестала рефлекторно принимать боевую стойку, завидев в уличной толпе черную форму. Подумывала даже снова отобрать у деточек ножи, но, в конце концов, все снага их носят… сойдет за культурную особенность.

Жизнь неумолимо налаживалась. Гонорар за выход в Хтонь покрыл текущие расходы, а еще город в качестве бонуса скостил нам коммунальные платежи — что было как нельзя кстати. Не знаю как, но детки умудряются тратить больше воды, чем в принципе проходит через наши трубы при всех круглосуточно открытых кранах — снага не очень-то дружат с математикой и логикой.

Учебники, впрочем, пришлось закупать из фонда, оставленного Раэлем. Теперь я ежедневно стучу по чьей-нибудь шебутной башке новенькими книжками, пытаясь приостановить процесс их разрисовывания. И самое главное — у нас наконец начались уроки.

Лучшим приобретением неожиданно оказался биолог Илларион Афанасьевич. Я опасалась, что университетский профессор не осилит снизойти до школьной программы, но он был настолько компетентен, что умел объяснять сложные вещи даже маленьким детям с острым дефицитом внимания. На его уроках действительно было интересно — что уж там, даже мне. Когда он выводил среднюю группу в парк собирать гербарий, я пошла с ними и сама заслушалась. Оказывается, по листу столько всего можно узнать о дереве: сколько ему лет, здорово ли оно, какая весь год стояла погода… Эх, был бы у меня в школе такой биолог — я бы, может, и не подалась в филологию, в этой жизни еще более мучительно бесполезную, чем в прошлой.

За все это я охотно прощала Иллариону Афанасьевичу снисходительную надменность, с которой он ко мне обращался. Его, аристократа и профессора, определенно унижало, что он зависит от простой как сибирский валенок девицы-снага. Но что тут сделаешь — другой меня у меня для него не было.

Второй дядька, усатый Сергей Степаныч, оказался не настолько увлеченным, но крепким профессионалом. Его уроки были до одури скучны, но каким-то непостижимым образом он поддерживал на них дисциплину. Не похоже было, что он прилагает к этому усилия, но его взгляд, интонации, манера себя держать — все заставляло моих лоботрясов вести себя почти прилично и перебрасываться жеваной бумагой только тогда, когда они верили, что учитель на них не смотрит. Не знаю уж, много ли они поймут в истории и литературе — где они и где духовный поиск в романах Толстого и Достоевского? Но хотя бы в классе у Сергея Степаныча никто не покалечится — уже неплохой академический результат по снажьим стандартам.

К сожалению, того же нельзя было сказать об уроках математики, которые вела Анна Павловна. Она терялась, заискивала, демонстрировала эмоции — и мои троглодиты ее не щадили. Вместо изучения математики в классе вечно царил дурдом. Я врывалась, орала, раздавала подзатыльники — помогало это ровно до той секунды, когда за мной закрывалась дверь. Да и предмет… снага-хай даже сдачу в магазине не считают нужным пересчитывать — при малейших сомнениях затевают драку с продавцом. Еще одна культурная, едрить ее налево, особенность.

В общем, с математикой у нас как-то не задалось. О том, чтобы вернуть Анну Павловну в острог, речи не шло — учителя о тамошней жизни ничего не рассказывали, но их общая манера при любом шуме рефлекторно втягивать голову в плечи говорила сама за себя. Однако я уже подумывала перевести женщину в нянечки к младшим и где-то найти другого учителя математики. Вот только нельзя сказать, что перед нашими дверями выстраивалась очередь кандидатов…

Впрочем, этот вопрос не горел, в основном мы худо-бедно справлялись. Я расслабилась настолько, что снова стала ночевать в мастерской Кляушвицов — нельзя же круглосуточно торчать на работе. Позволила Токс себя постричь, прибарахлилась по сезону, стала выбираться в лапшичную мастера Чжана, меня там уже каждая собака знала — как и везде в городе. Приветствия от едва знакомых и вовсе незнакомых людей и нелюдей, просьбы сфотографироваться, заинтересованные взгляды — ко всему этому я уже привыкла.

В последнее время меня стали считать еще и кем-то вроде невесты Мясника, хотя ни о какой помолвке мы не объявляли и даже не обсуждали ничего такого — просто гуляли по городу или рассекали на байке. Генрих вел себя сдержанно, и благо осенняя погода располагала к плотной закрытой одежде, мы избегали прикосновений к обнаженной коже друг друга — тут уже велик был риск не остановиться. Повторения истории с Аликом я не хотела, да и Генрих — не пацан-бродяга, тут все будет или всерьез, или… Мне еще нужно время, чтобы все для себя решить.

Так что в то воскресенье ничего, как говорится, не предвещало. Я посвятила утро упражнениям с катаной и отправилась в Дом ближе к обеду. По пути купила мороженое, ела его на ходу, вяло попинывая наваленные всюду опавшие листья.

И только в снажьем квартале почти физически ощутила разлитое в воздухе напряжение. Впрочем, никакого «почти», реально физически: настороженная тишина, тревожные шепотки, запах тревоги и ярости…

Отбрасываю мороженое и припускаю к Дому бегом. Там всем не до уроков. Группка старших ребят дежурит на крыльце. Ловлю напряженный взгляд Ежа, и он говорит странно низким голосом:

— Соль… нам кабзда. Опричные, ска, курсанты столкнулись с парнями Мясника. Покалечили двоих.

— Те… те самые опричники?

— Вроде другие… Да какая, нах, разница. Разбираться еще в их сортах… Все они одинаковы.

Прикусываю губу. Вот же дуреха — правда поверила, будто слово опричника чего-то стоит. Говорят же все кругом в один голос: псоглавым верить нельзя, потому что нельзя никогда.

Глава 12

Андрей. «Теперь я опричник, мама»

«В общем, тут все нормально, не волнуйся». Точка. «Андрей».

Пробегаю письмо глазами: ну да, нормально. В письме.

Я сижу за шатким столом, накрытым истертой пластиной из оргстекла, под стеклом — образцы заполнения бланков. Ручка без колпачка крепится к ножке стола бечевкой. Поронайское почтовое отделение. За спиной у меня местная бабка ругается с гоблиншей — тоже бабкой, нос которой торчит из крохотного окошка — насчет пенсии. Заклеиваю конверт.

Опричные кибертехнологии не предполагают взаимодействия с Земщиной. Вон Долгоруков звонил отцу — так его батя