Сильные не убивают, книга 2 - Яна Каляева

Так, стоп, а где Долгоруков?

Лев, ухватившись за перила крыльца, блюет. Не хуже, чем я в Хтони. Только, мм… я там с гнилым медведем сражался, а он… так, газку хватанул.

— Я их сглазил, — шепотом вопит Сицкий, но чтобы никто из мажоров не видел. — Все, все! Валим, Андрюха!

Что валить пора, Ганя тонко чувствует. Один против четверых — расклад гнилой, как тот самый медведь. Даже с Сицким. Но и слишком поспешно сваливать — обнулять победу. Надо как бы неторопливо. Небось не полезут, пока не прокашляются…

— Говно вы, а не спартанские мальчики, — говорю я дворянчикам, и мы с Ганей начинаем пятиться. С достоинством.

— Сказал же — хотел по-нормальному! — провозглашает Сицкий как бы мне, но на самом деле — мажорам. Оставляет себе пространство для дипломатии.

Когда мы удаляемся метров на тридцать, из-за угла медленно выкатывается автомобиль. Слава богу, не полицейская тачка. Желтое такси с шашечками: видать, кто-то из наших противников вызвал еще до замеса. В другое место ехать. Ага.

Притормаживает, но не останавливается.

Долгоруков машет рукой, тянет из внутреннего кармана кошель, трясет им. Пара монет выскальзывает и катится по асфальту, присоединяясь к тому, что Горюнович натряс из урны и что наблевал сам Лев.

— Опричников не повезу! — рявкает из окошка водитель. — Ни за какие деньги!!

Виляет, объехав Льва, который выбрел на центр улицы, и втопив педаль тока, пролетает мимо нас с Сицким.

— Ур-роды, — доносится из окошка.

* * *

Покуда бредем на базу, Ганя все восторгается, как мы «вдвоем» ушатали четверку мажоров:

— Фиганул из баллона ты, конечно, вовремя! Я же как раз на него порчу навел, чтобы он рот открыл…

С каждым разом вклад Гани в победу выходит больше и больше. Наконец, он переключается на другую тему:

— Слушай! А ты же с Бураном еще позавчера порамсил, да? Из-за Варьки.

— Вари, — говорю я.

Всегда удивляюсь, когда выясняется, что наши аристократы знают словечки типа «рамсить». Хотя давно понял — отлично знают. У них в одной речи будет и «сударь, извольте дать объяснения», и тут же — «чо, берега спутал, пес?» Хотя «пес» тут типа не оскорбительное… Никак не привыкну.

— Отстань, Сицкий. Не твое дело… собачье.

Гане все не дает покоя история, как я — действительно из-за Вари — закусился с Бураном, а он не видел.

А дело было обычное: занятие по курсу уставов в учебном корпусе… и в перерыве по коридору — мимо открытой двери — идет Варя. Пацаны, конечно, не упустили случая высказаться — старших-то в аудитории нет, только мы.

Ну а Буран совсем страх потерял: выскакивает и чешет по коридору за ней. А я понимаю: они, получается, оба — в сторону уборных. А там камер нет. Тоже встал, пошел. А потом и побежал. Потому что вижу: этот урод Варю к стенке прижал — и рука характерно так в стену уперта, прямо возле ее лица… можно рот закрыть.

Не знаю, что он собирался сделать. С одной стороны, мы на территории гарнизона, службу несем. С другой — камер нет, мужской сортир — вот он, Варя — крепостная. Короче, даже вникать не хочу в эти гнилые расклады.

Просто подскочил, сразу бить не стал — так, потолкались.

Буран остерегся в драку лезть, ушел. Напоследок рыкнул:

— Сам хочешь? Не мешаю, тоже мне, сокровище выискалось… Только будь готов: от нее потом не отделаешься. Они, крепостные, знаешь, какие цепкие?

Варя аж вздрогнула, будто в больное место ткнули. Буран исчез уже, а она головой мотает:

— Я с такими, как этот, не связываюсь. Ведь столько историй было! От мага из благородных залетишь — исчезнешь. Кланы своими генами не разбрасываются… А ты же из Земщины, да?

— Да, — говорю.

— Спасибо… Ты же — Андрей? Я послезавтра вечером в Штабе буду… порядок наводить. Приходи, если получится…

Послезавтра — это сегодня. Но Гане об этом знать не надо.

* * *

На базе пахнет гудроном и гречкой. Вахмистр на КПП даже не поднимает глаз — «увольнительные» возвращаются пачками, вечер в разгаре. Меня потряхивает: то ли еще не отошел после драки, то ли по иной причине.

Говорю Гане, что сначала загляну в душ, потом доберусь до казармы. Он лишь хмыкает: «Понял», — и сворачивает к корпусу. Я же направляюсь в другую сторону — к Штабу, он же административный корпус.

Наверху светится несколько окон. За углом — служебный вход, через который днем в библиотеку и учебную комнату доставляют воду, бумагу и хозку. Обычно дверь заперта, но сегодня выходной, и похоже, дежурный пренебрег своими обязанностями.

Неприметно проскальзываю в щель — и вот я уже внутри. В этот раз «пес» отчего-то молчит про «контроль допуска» — вот и славно. Бесшумно поднимаюсь наверх, туда, где горел свет.

Коридор второго этажа узкий и темный. Слева — стеклянная дверь в библиотеку. Дальше льется свет из аудитории с табличкой «Стратегия взаимодействия в смешанных группах». Витиеватое название для обычной учебной комнаты, где мы с Рокотовым когда-то разбирали схему на доске.

Осторожно заглядываю внутрь. За партой у окна в пол-оборота ко мне сидит Варя. Вижу только ее хрупкие плечи и светлые волосы.

— Чего встал? — спрашивает она, не оборачиваясь.

На ней серый форменный фартук поверх легкой блузки. На столе — стопка бумаг, тряпка и пластиковый контейнер с недоеденным яблоком.

Делаю шаг внутрь. Варя ставит кружку и поднимается. Наконец смотрит мне в глаза.

— Я думала, ты сейчас в казарме, — тихо произносит она. — Не придешь…

— Конечно, я пришел.

Медленно приближаюсь. Варя смотрит на меня снизу вверх, но не отступает. Шепчет:

— Если нас тут увидят…

— Не увидят, — отвечаю я неожиданно низким, почти хриплым голосом. — Здесь никого. Сегодня выходной. Мы одни в корпусе.

Почему я ей это говорю? Это же она меня сюда позвала… Потому что так надо.

Она дышит чаще, снова отводит взгляд, словно еще колеблется, не решаясь.

— Варя. Я просто хочу… быть с тобой.

Молчание. Затем она сама делает шаг навстречу. Вплотную. Ресницы дрожат, едва заметный кивок — ни да ни нет.

Касаюсь ее плеча — осторожно, чтобы не спугнуть. Теплая.