Магнат Пушкин - Сергей Александрович Богдашов

— И не только. Грамотный офицер, взятый на самолёт в качестве пассажира, может обеспечить связью очень большое количество кораблей. Оставаясь на связи, провести удалённую разведку, вплоть до ста миль и корректировать манёвры не только каждого корабля в эскадре, но и других групп кораблей, выполняющих самостоятельные задачи. Впрочем, в этом случае и второй самолёт не помешает.

— С ума сойти! Видеть не только ошибки своего флота, но и предугадывать любой манёвр противника! Это же… — замахал перед собой Грейг раскрытой ладонью, не находя сразу подходящих слов, — Божий промысел, не иначе! А давайте завтра же манёвры проведём?

Я лишь руками развёл, оглядываясь на Великого князя, а тот, посмеиваясь, взял и кивнул головой, выражая своё согласие. Предатель!

Накрылась моя прогулка с Екатериной…

Глава 12

Мечтам вице-адмирала о масштабных учениях с применением авиации не суждено было сбыться. И вовсе не потому, что задумка была плоха или идея чересчур смелой. Нет, всё оказалось куда проще — банальный ураган обрушился на город и порт так, словно природа решила проверить прочность не только кораблей, но и нервов.

Статистика утверждает, что летом в Севастополе крайне редко бывают ненастные дни. Однако этим утром природа высказалась сама за себя: ветер выл так, будто ему лично было обидно за всё происходящее в бухте и её окрестностях. Казалось, он вот-вот сорвёт крыши и унесёт их в сторону Босфора, чтобы тамошние турки тоже не расслаблялись.

Флот, разумеется, обязан быть готов к боевым действиям при любой погоде. Но геройство ради самого геройства — занятие, от которого даже самые рьяные офицеры предпочитают воздержаться, особенно если рядом находятся венценосные особы. В таких случаях лучше подождать, пока стихия успокоится, чем потом объяснять матушке-Императрице, почему её сын пошёл ко дну вместе с половиной эскадры.

Так что утро выдалось относительно спокойным, если не считать гнева стихии за окном, которая, казалось, хотела снести весь город до основания. Хотя «спокойным» я бы его назвал с большой натяжкой. Едва пробило восемь, как меня вызвали на кофе. Причём не просто так, а прямо к Императрице и Великому князю. Это был уже не завтрак, а почти церемония.

Одно из самых неприятных последствий жизни под одной крышей с представителями императорской семьи — постоянная готовность оказаться приглашённым на беседу в самый неподходящий момент. Кто-то, может, и мечтает пить чай с венценосными особами, но я бы предпочёл спокойный утренний кофе в одиночестве или в компании своих людей — без лишних вопросов, пафоса и многозначительных взглядов, словно я собрался переворачивать мир с ног на голову.

Однако деваться было некуда. Приведя себя в порядок, я направился в трапезную, где, по словам посыльного, меня уже заждались.

На пороге столовой меня встретил Алексей Самуилович — в полной форме, с блеском на пуговицах и решимостью в глазах. Выглядел он так, будто шёл не на завтрак, а на военный совет. Это обещало быть интересным. По крайней мере, теперь я точно знал: не мне одному предстояло выслушивать вопросы и давать ответы. Удобно, когда есть с кем разделить и бремя забот, и недовольство Императрицы.

— Александр Сергеевич, — пожал он мне руку. — Не ожидал, что нас сегодня так рано потянет к высоким особам.

— Я тоже не ожидал, — ответил я, стараясь говорить с достоинством. — Но раз уж нас обоих позвали, значит, речь пойдёт о чём-то важном. Или хотя бы занятном.

Адмирал лишь хмыкнул и шагнул внутрь столовой. Я последовал за ним, мысленно попрощавшись с надеждой на спокойное начало дня.

Войдя, мы обнаружили Марию Фёдоровну, восседающую во главе стола, облачённую в платье, которое могло бы стать частью любого придворного портрета. Николай Павлович сидел справа, с видом человека, который здесь случайно, хотя все прекрасно понимали, что это не так.

— Александр Сергеевич, Алексей Самуилович, — начала Императрица, когда мы поклонились и заняли свои места. — Сегодня мы поговорим о деле, которое волнует многих. Впрочем, вы, наверное, уже догадались?

— Догадываюсь, Ваше Императорское Величество, — ответил я, беря в руки чашку с горячим кофе. — Если погода не позволяет устроить адмиралу манёвры на море, то, скорее всего, речь зайдёт о трофеях.

— Именно, — кивнула Мария Фёдоровна, прищурившись. — Вы ведь сами заварили эту кашу. Теперь и разбираться будем вместе.

— Я всегда за равные доли, — сказал я, намазывая масло на хлеб. — Особенно если кто-то из участников операции потом будет рассказывать внукам, как лично задержал контрабандистов. Только вот с эссенцией сложнее.

— И я о том же, — поддержал адмирал, не сделав даже первого глотка кофе. — Как быть с ней? По закону всё, что конфисковано у нарушителей, должно быть передано в казну. Но в данном случае…

— В данном случае, — перебил я, — мы имеем дело с веществом, которое нельзя просто взвесить и продать на рынке. Эссенция — не серебро и не шёлк. Она ценна не весом, а возможностями. То есть, по сути, она ничего не стоит, пока её не начнут использовать.

— А вы предлагаете её использовать? — уточнила Императрица.

— Конечно. Только не в подземельях министерства финансов, где её запрут под семь замков, а по делу. Например, Черноморскому флоту и Крыму требуются артефакты связи. А конфискованная эссенция из Ветви Света именно тот материал, из которого они создаются. Правда, потребуется ещё и эссенция Движения, но её нужно в два раза меньше.

— Значит, вы предлагаете передать эссенцию вам? — прищурился Грейг.

— Не мне, — поправил я. — Вашим Формирователям, которых я научу делать Перлы связи. Я уже обучал созданию подобных артефактов Формирователей Бетанкура — сейчас могу показать вашим людям, как делать то же самое. Такие Перлы обеспечат связь между кораблями в радиусе более ста миль, а также позволят контролировать ситуацию на побережье.

— Хоть в случае с Бетанкуром были не совсем его люди, но пока всё выглядит логично — флоту действительно нужна связь, — кивнул Николай Павлович. — Только как тогда быть с призовыми? Люди участвовали, рисковали. Им положена половина стоимости трофеев.

— Предлагаю компромисс, — сказал я, откладывая ложку. — Из четырёх ларцов: два остаются на нужды флота, один — казне и один — мне. Никто ведь не